Царский генерал Василий Лавров: за что его помнят в Болгарии? Николай иванович лавров «Ваш на земле и за гробом…»


Василий Михайлович Лавров - (28 декабря 1841 год, Псковская губерния Российская империя-10 октября 1903 год, Санкт-Петербург Российская империя) - Контр-адмирал, генерал-лейтенант, председатель правления Балтийского завода.
Визитка с автографом будущего контр-адмирала



Из дворян. Родился 28 декабря 1841 года в своём родовом имении в Псковской губернии. Воспитывался в Морском кадетском корпусе, куда был принят в 1855 году пансионером имени адмирала Нахимова.
В.М. Лавров, пока еще капитан 2 ранга, в окружении членов семьи и друзей, снято в Японии

В 1861 году был произведен по экзамену в гардемарины флота, с зачислением в 3-й флотский экипаж. В 1861-1862 году совершил кругосветное плавание на корвете Богатырь под командой капитана 2-го ранга Чебышева, в эскадре адмирала Попова и в 1863 году на корвете Рында под командой лейтенанта Басаргина. В том же году получил первый офицерский чин мичмана.
Товарищ Лаврова, сидящий рядом с ним на предыдущем японском фото. Уже в генеральском звании. ФИО неизвестны

В 1865 году переведен в Сибирскую флотилию и отправился к месту служения на шхуне Алеут. В Сибирской флотилии прослужил до 1890 года. Он был одним из главных деятелей по устройству Владивостока, положив основание к его будущему экономическому благосостоянию, и принимал деятельное и непосредственное участие по постройке Владивостокского порта. В это же время он принимал участие в делах с неприятелем во время изгнания Хунхузов из Южно-Уссурийского края на шхуне Алеут.
Иван Михайлович Лавров, вице-адмирал, брат владельца архива, комендант Кронштадта.

В последние годы своего служения в Сибирских водах он занимал посты капитана над Владивостокским портом и помощника командира того же порта. В это же время он совершил много плавании по Японскому и Китайскому морям, а также по Южным гаваням и по портам Восточного Океана, так что в общей сложности провел на палубе корабля более 15-ти лет.
Еще один брат Лаврова, И. (Иван?) Лавров, судя по автографу

В продолжении своей службы командовал судами в Сибирской флотилии винтовой шхуной Алеут, клипером Абрек, в Балтийском море броненосцем береговой обороны Адмирал Лазарев, в то же время был командующим 4-м флотским экипажем крейсером 1-го ранга Адмирал Нахимов.
Неизвестный офицер

Был командиром 6-м флотским экипажем, крейсером Герцог Эдинбургский, а также командиром 10-го флотского экипажа.
Неизвестный контр-адмирал в отставке

В 1895 году он был назначен председателем Балтийского судостроительного и механического завода и в том же году произведен в контр-адмиралы.
Племянник адмирала, пока еще гардемарин

С 5-го июня 1896 года временно исполняющий должность командира Санкт-Петербургского порта, заслужил Монаршее благоволение за хорошее состояние и порядок на броненосце Сисой Великий. 1-го января 1902 года за отличие произведен в генерал-лейтенанты.
Этот же гардемарин уже студент политеха

Скончался 10 октября 1903 года в Санкт-Петербурге. 13 ноября 1903 года исключен из списков умершим.
Студент политеха уже стал инженером.

Сын вице-адмирала Ивана Лаврова Георгий, в чине лейтенанта флота. В будущем один из первых морских летчиков, друг Сикорского. Разбился на "Илье Муромце"

Близкие родственники Лаврова
Военврач

Студент императорской Военно-Медицинской академии

Он же в чине морского медика и в гражданской одежде

Этот же военно-морской врач в ранге коллежского советника

В 2013 году к северу от Орла, в районе деревни Жилина, пока не входящей официально в городскую черту, началось строительство нового микрорайона «Болховский » (назван он так потому, что расположен рядом с Болховским шоссе). Две новые улицы, появившиеся здесь, получили имена генерала Лаврова и графа Киселева. Об этих известных личностях, имевших отношение к Орловщине, я и расскажу. Первая публикация посвящена генерал-майору Василию Лаврову.

«Ваш на земле и за гробом…»

Одним из переломных событий русско-турецкой войны 1877-1878 годов стало сражение у болгарского села Горный Дубняк, турецкие позиции у которого не давали русским войскам полностью блокировать крупный вражеский гарнизон в крепости Плевна, что обеспечило бы перелом в ходе всей войны.

Для взятия вражеских укреплений был послан отряд гвардии во главе с генералом Гурко. 12 октября 1877 года в девять утра его войска начали штурм. Позиция неприятеля была крайне выгодной - высота на ровной площадке, господствующая над окружающей местностью.

Лейб-гвардии Финляндскому полку под командованием генерала Лаврова, входившему в состав отряда Гурко, предстояла очень трудная задача - пересечь открытую, прекрасно простреливаемую турками поляну шириной порядка 500 шагов. Лавров принял решение сделать это бегом и сам повел солдат в атаку. Бой был страшным. Из воспоминаний участников: «адский, потрясающий огонь... что-то чудовищное, уничтожающее...» (участник штурма А. Пузыревский); «бойня... резня... ад огня...» (полковник Г.П. Шмидт, сменивший В.Н. Лаврова на посту командира лейб-гвардии Финляндского полка после тяжелого ранения последнего).

Несколько приступов были неудачными, потери в этом жестоком бою составили, по разным оценкам, до 3600 человек убитыми, ранеными, контужеными и пропавшими без вести. И тогда генерал Лавров вновь решил вдохновить бойцов примером. «Молодцы! Сейчас пойдем в атаку. Когда я взмахну саблей и крикну «ура!», все за мной», - обратился он к солдатам и устремился вперед. Не добежав 50 метров до турецкого редута, генерал упал от двух пулевых попаданий. Но полк, вдохновленный своим командиром, задачу выполнил.

Накануне этого рокового боя, предчувствуя беду, Лавров написал письмо жене: «Через час мы идем в дело. Если мне не суждено будет остаться живым, то посылаю тебе это прощальное слово. Благодарю тебя за то счастье, которое ты мне доставила, умру, произнеся твое имя с последним вздохом. Люблю тебя, как может только любить человеческое сердце. Да хранит тебя и детей Господь, да составят они твое счастье и утешение. Благословляю вас. Меня похорони в Кривцове. Ваш на земле и за гробом Василий Лавров ».

Командир лейб-гвардии Финляндского полка

Василий Николаевич Лавров родился 27 апреля 1837 года (в некоторых источниках назван 1838 год) в семье служилого дворянина в Епифановском уезде Тульской губернии. После окончания с отличием в 1855 году школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров он поступил на службу в лейб-гвардии конно-гренадерский полк.

Потом были учеба в Николаевской академии Генерального штаба и служба в штабе гвардейского корпуса. 12 января 1863 года в чине штабс-капитана Василий Лавров получил направление в Северо-Западный край, в распоряжение генерала Н. Ганецкого. Состоя при штабе 2-й гвардейской пехотной дивизии, молодой офицер участвовал в сражениях с польскими повстанцами при Гудишках и Шнуркишках (в последнем получил ранение) и за отличие в них был награжден золотой саблей с надписью «За храбрость » и орденом святого Владимира четвертой степени с мечами и бантом.

В 1866 году Василий Лавров познакомился с Марией Александровной Погребовой, дочерью известного купца, и сделал ей предложение руки и сердца. Медовый месяц после свадьбы молодожены провели в сельце Кривцово (имении Лавровых в Болховском уезде) и в Париже. В 1867 году у молодых родился сын, в 1871-м - дочь Елизавета (ее известный портрет работы Ильи Репина хранится в Русском музее).

30 августа 1875 года Василий Николаевич был произведен в генерал-майоры, а в сентябре 1876 года назначен командиром лейб-гвардии Финляндского полка, в составе которого он уже участвовал в боях с польскими повстанцами.

А 12 октября 1877 года случилось то, о чем я уже рассказал. Генерал Лавров скончался в результате тяжелых ранений через два дня после того жестокого боя. Выполняя волю мужа, его 30-летняя вдова Мария Александровна две недели сопровождала гроб с телом героя из Болгарии в Болховский уезд, в родовое имение Лавровых.

Скорбные дни

Здесь мне придется сделать некоторые уточнения. Дело в том, что во многих источниках и справочных статьях о генерале Василии Лаврове сказано, что похоронили его в склепе Кривцовской церкви. Однако это не совсем так.

Приходская церковь помещиков Лавровых находилась не в Кривцово, а в селе Березуй. Да, существовало в XIX - начале XX века в Болховском уезде уникальное село, причисленное к духовному ведомству и располагавшееся в 20 верстах к востоку от Болхова на крутом берегу реки Березуя - притока Оки. Здешним строителем Введенского храма, освященного в 1829 году, был дед павшего в сражении с турками генерала - В.И. Лавров. Вот сюда, в Березуй, к небольшой однопрестольной церкви и привезла убитая горем вдова Мария Лаврова тело своего незабвенного мужа.

В метрической книге Введенского храма за 1877 год имеется запись: «14 октября 1877 года скончался от ран, полученных на поле брани, командир лейб-гвардии Финляндского полка генерал-майор Василий Николаевич Лавров, 39 лет. Похоронен 30 октября ». Отпели генерала при большом стечении народа из окрестных деревень священник села Березуй Алексей Попов с причетником Василием Никольским.

После прощания с покойным гроб с телом Василия Николаевича Лаврова поместили в семейный склеп, располагавшийся с правой стороны храма Введения.

Родовое имение Лавровых, сельцо Кривцово, находилось в версте от Березуя. Там с момента похорон любимого мужа и поселилась на постоянное жительство его вдова Мария Александровна, посвятившая отныне жизнь Богу, ведению хозяйства и помощи местным жителям.

В 1880 году она выделила большую сумму денег на обновление храма в селе Березуй: стены его были оштукатурены, пол переделан, поставили новый иконостас и построили дом для священнослужителей.

В 1901 году Мария Александровна еще раз пожертвовала солидные средства на его повторный ремонт. И кто бы ни был настоятелем церкви, Мария Александровна всегда приходила батюшкам на помощь, если они нуждались в чем-то.

Вместе с другими героями

После революции имение Лавровой было национализировано. Вдове-генеральше пришлось покинуть такие дорогие ей места и уехать в Петроград, к дочери Елизавете и внуку, известному потом ученому-востоковеду А.Н. Болдыреву. Там, в Петрограде, Мария Александровна вскоре и скончалась.

В конце 20 - начале 30-х годов церковь во имя Введения во храм Пресвятой Богородицы в Березуе была закрыта и подверглась безжалостному грабежу. Посягнули мародеры и на склеп генерала Лаврова. В результате прах Василия Николаевича был перенесен тогда в другое захоронение - в нескольких десятках метров от церкви.

В период Великой Отечественной войны в здешних местах весь 1942 год и первую половину 1943-го шли кровопролитные бои. От многих деревень тогда остались только воспоминания да головешки от домов. Маленькое село Березуй перестало существовать, а вскоре не осталось ничего и от его Введенской церкви.

Затерянное в зарослях бурьяна вторичное захоронение генерал-майора Василия Лаврова, благодаря усилиям замечательного болховского журналиста и краеведа Александра Венедиктова и орловского архитектора Сергея Ивановича Федорова, было найдено, и прах героя русско-турецкой войны 7 сентября 1978 года был перенесен в третий раз. Теперь могила Василия Лаврова с установленным на ней бюстом работы скульптора В.Н. Басарева и архитектора С.И. Федорова находится рядом с Кривцовским мемориалом. Герой освобождения Болгарии наконец-то нашел последний покой здесь - рядом с героями Великой Отечественной.

Александр Полынкин

Данный материал опубликован на сайте BezFormata 11 января 2019 года,
ниже указана дата, когда материал был опубликован на сайте первоисточника!
Вечером 1 апреля - в среду 5-й седмицы Великого поста - митрополит Орловский и Болховский Тихон совершил утреню с чтением Великого канона преподобного Андрея Критского («Мариино стояние») в Успенском (Михаило-Архангельск
Орловская и Ливенская епархия
02.04.2020 3 апреля Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл совершит объезд Москвы с иконой Божией Матери «Умиление».
Орловское информбюро
02.04.2020 В Троице-Васильевском храме города Орла вскоре должны появиться новые въездные ворота, сообщает сайт Орловской митрополии.
InfoOrel.Ru
02.04.2020

Митрополит Тихон обратился к орловцам в связи с коронавирусом. Обращение митрополита Орловского и Болховского Тихона к пастве появилось на сайте Орловской митрополии РПЦ.
OrelGrad.Ru
01.04.2020

Пожалуй, редко о ком из лидеров российского Белого движения имеется столь обширная литература, как об одном из последних Верховных Главнокомандующих Российской армии и первом командующем Добровольческой армии, генерале от инфантерии Лавре Георгиевиче Корнилове. Велико и количество мифов о нем. Россию прошлого века невозможно представить без этого исторического деятеля, ставшего символом начала Белого движения. У одних он вызывает восторг, восхищение. У других скептицизм и, даже, ненависть. Широк диапазон оценок убеждений генерала - от типичного революционера-«февралиста» до монархиста. Для одних Корнилов - опытный военный, незаурядный дипломат, искренний патриот. Для других - «грубый солдафон», примитивный политик, крайне честолюбивый, «идущий напролом». Для третьих - член масонской «военной ложи», предатель Государя, черной неблагодарностью отплативший за многие благодеяния, которыми его «осыпали» за долгие годы службы в Императорской Армии. В советской же историографии, напротив, утверждался «монархизм» и «реакционность» генерала Корнилова. Термин «корниловщина» стал антитезой «революционной свободы». Спасая Россию от перспективы «второй корниловщины», В.И. Ленин совершил «октябрьскую революцию»

Но ясно одно - к личности генерала Корнилова никто не остается равнодушным до сих пор…

Издания, посвященные генералу Корнилову появились еще в 1917 г. Многотысячным тиражом вышла летом 1917 г. брошюра «Первый народный Главнокомандующий» (1). Сразу же после его гибели вышли издания, посвященные легендарному 1-му Кубанскому («Ледяному») походу, в которых фигура Корнилова описывалась исключительно в возвышенно-патетическом духе. Эта же традиция перешла и в Зарубежье (2). Почти одновременно с изданиями, написанными участниками Белого движения появились брошюры, книги, отражающие историю «Корниловского мятежа» августа 1917 г., «реакционную», «реставраторскую сущность военщины», готовящей «заговор против советской власти», против «народной демократии». Данная оценка, изменяясь по форме, практически не изменялась по содержанию, определив развитие советской историографии на долгие десятилетия. Особняком среди изданий, посвященных Корнилову, стояли воспоминания А.Ф. Керенского и Б.В. Савинкова. Среди советских исследований выделялись труды В.Д. Поликарпова, отметившего важность взаимосвязи военного и политического факторов в подготовке «корниловщины», а также Г.З. Иоффе, написавшего первую (после генерала Е.И. Мартынова в 1927 г.), подробную биографию генерала (3). Современная историография о генерале Корнилове весьма обширна. Только за последние годы вышло несколько крупных исследований, не считая многочисленных статей и очерков (4). Большое источниковедческое значение представляет публикация материалов Следственной Комиссии «по делу Корнилова (5). В феврале 2008 г. на экраны российского телевидения в феврале 2008 г. вышел документальный фильм «Генерал Корнилов. История одного предательства», подготовленный творческой группой А. Денисова. В издательстве «Посев» идет работа над книгой «Корнилов и корниловцы».

Однако, многие страницы его биографии, военной и политической деятельности до сих пор остаются малоизвестными.

Споры начинаются с детских лет. Согласно одной интересной легенде Лари (первоначальное имя), родился в станице Семикаракорской (по-калмыцки Семинкеерк») Всевеликого Войска Донского 30 августа 1870 г. (все даты - по старому стилю). Его настоящим отцом был, якобы крещеный калмык, погонщик Гильджир Дельдинов. Мать Лари уехала затем к своему брату Георгию Корнилову в г. Верный Семипалатинской губернии. Здесь были оформлены новые документы, согласно которым ребенок стал Лавром Георгиевичем Корниловым (6). Однако согласно сохранившимся воспоминаниям родной сестры Лавра Анны Георгиевны Корниловой ребенок родился в семье Георгия Николаевича Корнилова 18 августа 1870 г. в г. Усть-Каменогорске. «Калмыцкая внешность» объясняется предками по матери - Прасковье Ильиничне Хлыновской, алтайскими калмыками. По воспоминаниям сестры, прадед Лавра Корнилова, казак Бийской линии был женат на калмычке: «Хлыновские переселились в Кокпекты с Бийской линии, вероятно, в сороковых годах, когда русские, оттесняя киргиз на юго-запад, основывали новые поселения и, привлекая разными льготами, заселяли их семейными казаками из старых станиц. Живя на Бийской линии, казаки имели близкое общение с Алтайскими калмыками. Возможно, что в прежние времена, когда был большой недостаток в женщинах, а казачество пополнялось выходцами из Средней и Южной России, в том числе и ссыльными поляками, один из предков матери поляк, судя по фамилии, женился на калмычке. Вот откуда берет начало наш монгольский тип с материной стороны». Мать посвятила себя воспитанию детей и была «хотя и безграмотная, но с пытливым умом, с жаждой знаний, с колоссальной памятью и большой энергией» (7).

Ровесник Ленина, не мог похвастаться дворянским происхождением и справедливо называл себя сыном «казака-крестьянина». Примечательна биография отца. Сын толмача - переводчика Каркаралинской станицы Г.Н. Корнилов также служил толмачом при 7-м Сибирском казачьем полку, но, дослужившись до чина хорунжего в 1862 г. вышел из казачьего сословия, с переходом в чин коллежского регистратора. Произошло это не без влияния либеральных идей ученого-этнографа Г.Н. Потанина, убежденного сторонника развития сибирской автономии - «областничества», противника самодержавия. Первый «почетный гражданин Сибири» - Потанин, был другом семьи Корниловых. В 1869 г. Георгий Корнилов получил должность письмоводителя при городской полиции в Усть-Каменогорске, хорошее жалование и приобрел небольшой домик на берегу Иртыша. Здесь и родился будущий генерал. По словам сестры «Лавр родился в сорочке… может быть поэтому на него с детства смотрели как на особенного ребенка, возлагали на него большие надежды… с первых шагов учения он был гордостью семьи…».

В 1872 г. Г. Корнилов вернулся в Каркаралинскую станицу, а дом в Усть-Каменогорске был передан позднее женской гимназии. Здесь прошло детство Лавра и в его капитанском послужном списке станица Каркаралинская обозначена как место рождения. Талант переводчика восточных языков, унаследованный позднее Лавром Георгиевичем, чин коллежского секретаря и должность письмоводителя при станичном правлении позволяли отцу содержать семью. Но по роду службы ему приходилось часто бывать в разъездах и в редкие возвращения заниматься, прежде всего, религиозным воспитанием детей. Долгие семейные молитвы, чтение Евангелия были обыденным явлением у Корниловых. Позднее, в начальном училище, Закон Божий стал любимым предметом Лавра. Уже будучи офицером, часть жалования, пересылаемого сестре, Лавр Георгиевич просил отдавать в местный православный храм.

Военная карьера у братьев не сложилась. Старший - Александр был исключен из Омской военной прогимназии за «предерзостное поведение», ушел из дома и умер в нищете. Другой брат - Андрей, окончил прогимназию, но, получив назначение в Мариинскую гарнизонную команду, стал «вечным поручиком», и скончался вскоре после отставки, в 35 лет. Брат Автоном, тихий и очень одаренный мальчик, был болен эпилепсией, не смог получить законченное образование, чуждался семьи и умер в 30 лет. Брат Яков поступил вместе с Лавром в Омский кадетский корпус, успешно учился, но скоропостижно скончался от пневмонии в декабре 1887 г. Старшая сестра Вера - любимица семьи, во всем помогала матери. Лавр и Анна были ее самыми близкими друзьями. «…Лавр нежно любил сестру: он был на последнем курсе в училище, когда эта труженица умерла. Смерть ее тяжело отозвалась на Лавре, он был потрясен ею… Сестра служила в нашей семье связующим звеном нового поколения со старым…». Только младший брат Петр смог добиться успехов в военном деле, закончив Казанское пехотное юнкерское училище и курсы восточных языков при штабе Туркестанского военного округа.

Лавр рано начал читать. Самыми любимыми стали лубочные картинки про Суворова, Кутузова и Скобелева и «взрослые» иллюстрированные номера «Нивы», посвященные сражениям русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Из самодельных солдатиков братья разыгрывали настоящие сражения. После окончания начального училища в 1882 г. Лавр уехал из Каркарлинской станицы в пограничный город Зайсан. Сюда переехала и вся семья. Многодневный, трудный переезд по степи, песни и легенды киргизов-проводников надолго остались в детской памяти. Отец стал служить у начальника гарнизона переводчиком и купил дом вблизи военного городка. По воспоминаниям сестры, в Зайсане «детские игры были окончательно заброшены и все интересы сосредоточились около военных… эта обстановка усилила у брата любовь к военной службе, походам и маневрам…» (8).

В Зайсане Лавр стал готовиться к поступлению в Сибирский Императора Александра I кадетский корпус, сразу во 2-й класс. Учителей не было, лишь один молодой поручик провел с ним несколько уроков по математике. Пришлось готовиться самостоятельно. Летом 1883 г. Лавр успешно сдал экзамены по всем предметам, кроме… французского языка (в киргизской степи не нашлось хороших репетиторов), и был принят лишь «приходящим». Но воспитанник проявил завидную настойчивость и отличными аттестациями добился перевода на «казенный кошт» после года обучения (средний был аттестации составлял 11, при высшем - 12). На следующий год в корпус зачислили его брата Якова.

Кадетские годы запомнились редкими поездками домой и крайней ограниченностью в средствах (по 10 рублей переводом из дома на двоих с братом). Сестра отмечала, что «подростком он был очень застенчив, туго сходился с людьми и выглядел даже угрюмым. Попробовал придти к нам в гимназию на вечер, я предложила познакомить его с подругами; но он с трудом согласился познакомиться только с одной, да и ту не решился пригласить танцевать… Уйдут его товарищи и братишка на детский вечер, а Лавр усаживается за задачи, или читает про какое-нибудь путешествие и получает не меньшее удовольствие… (9). Характеристика от директора корпуса подтверждала: «…развит, способности хорошие, в классе внимателен и заботлив, очень прилежен. Любит чтение и музыку… скромен, правдив, послушен, очень бережлив, в манерах угловат. К старшим почтителен, товарищами очень любим…) (10).

Перелом наступил только в старшем классе, когда вокруг Лавра и Анны сложился небольшой кружок ровесников гимназисток и кадет. «Брат перестал дичиться, полюбил общество, танцы, стал таким веселым, остроумным собеседником…». Помня свои неудачи с иностранным языком, уделял этому больше внимания и в 7-м классе сделал полный перевод французского романа «Поль и Виргиний». Одновременно начал изучать восточные языки, быстро раскрыв свои лингвистические способности. К киргизскому, с детства знакомому, добавился монгольский, на который, экспериментируя, перевел учебник по физике.

Интересны были и первые литературные предпочтения будущего лидера Белого движения. Если у В.И. Ульянова любимой книгой стал роман «Что делать» Чернышевского, то Лавра Корнилова «глубоко перепахал» малоизвестный роман Потехина «Крушинский». По сюжету, мещанин Крушинский получил высшее медицинское образование, полюбил девушку из дворянской семьи, однако ему отказали из-за «низшего происхождения». «…Судьба Крушинского подсказывала Лавру, что и ему со временем придется много бороться с сильными мира сего, чтобы добиться положения без связей, без протекции, только своим умом и энергией…» (11).

В 1889 г. корпус был окончен, следовало думать о продолжении учебы. Отличные аттестации и любовь к математике предполагали выбор молодого выпускника в пользу Михайловского артиллерийского училища в С.-Петербурге. К этому времени доходы отца существенно сократились, он уже не мог оплачивать Анне выпускной класс гимназии и помогать Лавру. Отец не одобрял намерения Лавра стать артиллеристом и настаивал на Николаевском Инженерном училище. Чтобы продолжить обучение и помочь сестре, Лавр стал давать уроки по математике и делать за товарищей чертежи, - это было его первым самостоятельным заработком. Небольшой доход приносили гонорары за статьи по зоогеографии киргизского края в научно-популярном журнале «Природа и охота».

Переезд из Омска в Петербург и поступление в Михайловское артиллерийское училище (29 августа 1889 г.) стали для Корнилова началом самостоятельной жизни. Нужно было не только самому «зарабатывать на хлеб», но и помогать престарелым родителям, ведь Лавр стал единственным сыном который «дошел до Петербурга». Убежденность в важности учебы, интерес к военной науке, и твердое сознание того, что только собственными усилиями можно добиться успехов - все это формировало характер юнкера. Как и в кадетском корпусе, учеба шла на «отлично» и в марте 1890 г. Корнилов стал училищным унтер-офицером, а на последнем курсе, в ноябре 1891 г. получил звание портупей-юнкера. Юнкерская аттестация гласила: «…Тих, скромен, добр, трудолюбив, послушен, исполнителен, приветлив, но вследствие недостаточной воспитанности кажется грубоватым… Будучи очень самолюбивым, любознательным, серьезно относится к наукам и военному делу, он обещает быть хорошим офицером. Дисциплинарных взысканий не было…» (12).

Успешно окончив дополнительный курс училища, что давало приоритет при распределении на службу, Л.Г. Корнилов 4 августа 1892 г. надел офицерские погоны. Несмотря на открывавшиеся перспективы службы в Гвардии или столичных военных округах молодой подпоручик отправился в Туркестанский военный округ, считавшийся «медвежьим углом», среди вакансий распределения. Но для Корнилова служба в Туркестане стала возвращением на родину, что, несомненно, оказало влияние на выбор места службы. Однако, очевидно, что Корнилов, понимая важность среднеазиатского направления для Российской Империи, считал, что служба здесь даст новые возможности для изучения стратегического развертывания русских войск, в случае вероятного конфликта с Персией, Афганистаном или, даже, с Великобританией. Еще свежи были воспоминания о среднеазиатских походах «белого генерала» Скобелева, боях генерала Кауфмана Туркестанского, живописно отраженных на полотнах Верещагина.

В сентябре 1892 г. Корнилов прибыл в Ташкент, начав службу в 5-й батарее Туркестанской артиллерийской бригады. Последовали заурядные строевые занятия, дежурства и смотры. В свободное время занимался «пробой пера», пытаясь составить эпическую поэму о предводителе киргизского восстания Кенисаре-батыре, которая так и осталась незавершенной. Но сила характера, честолюбие требовали большего, не давая останавливаться на достигнутом. Корнилов не собирался быть «вечным поручиком» и уже через два года подал рапорт на поступление в Академию Генерального Штаба и осенью 1895 г. блестяще сдал трудные вступительные экзамены, получив наивысший балл из всех поступающих (10,93 из 12) (13). И снова занятия, полевая практика, экзамены. Еще строже стали предъявляемые требования, но привыкшему к труду офицера не тяготили учебные нагрузки.

Быстро рос Корнилов и в чинах. Еще накануне поступления в Академию он был произведен в поручики, а на старшем курсе - в штабс-капитаны. В августе 1897 г. Корнилов перешел на дополнительный курс Академии и после его окончания был награжден малой серебряной медалью с занесением фамилии на мраморную доску для отличившихся, а также получил чин капитана.

Изменилась и личная жизнь Лавра Георгиевича. Несмотря на замкнутость характера и отчужденность от петербургского «полусвета», на одном из званных вечеров он познакомился с дочерью титулярного советника В. Марковина 22-х летней Таисией. «…Жена его хорошенькая, маленькая женщина… была из большой семьи и очень скучала в Петрограде. Все свои свободные минуты брат посвящал жене и временами занимался с ней французским языком… Оба мечтали иметь большую семью. Средства их были очень ограничены… 20-го делали подсчет и если оставались лишки, шли покупать халву - любимое лакомство Таи и позволяли себе пойти в театр…» (14).

При распределении выпускников Академии перед Корниловым снова открылась перспектива получения вакансии в столичном военном округе, и снова, как и после училища, Корнилов отказался от нее, предпочитая вернуться в Туркестанский военный округ. В отличие от многих сослуживцев по Генеральному Штабу Корнилов не «ловил момент» а стремился к трудной, но в то же время, перспективной службе на южных рубежах Российского государства. В октябре 1898 г. Корнилов с молодой супругой выехал в Ташкент, устроив в качестве свадебного путешествия - переход по пустыне.

Служба в Туркестане - отдельный весьма важный эпизод в его биографии. Этот период жизни Корнилова детально анализируется в фундаментальной монографии М.К. Басханова. Капитану-генштабисту пришлось не только проверить на практике академические знания, но и получить богатый опыт разведывательной работы. С этого момента в его биографии практически невозможно отделить строевую службу от работы разведчика. К сожалению, в «корниловской» историографии этому уделяется недостаточно внимания. Но нельзя отрицать, что его аналитический талант, способность отбирать наиболее важную информацию и делать стратегические выводы внесли существенный вклад в развитие разведслужбы на юге России в начале ХХ века.

Не прошло и месяца после прибытия из Петербурга, как уже в ноябре 1898 г. Корнилов получил назначение в урочище Термез, в распоряжение начальника 1-й Туркестанской линейной бригады генерал-майора М.Е. Ионова. Главная неофициальная задача - собрать информацию об участке русско-афганской границы в районе Термез - Мазар-и-Шариф. Понимая несовершенство традиционных способов сбора разведданных (через завербованных афганцев и таджиков, нередко становившихся «двойными агентами»), Корнилов, на свой риск, решился на отчаянное путешествие. Прекрасно зная восточные языки и обычаи, он в январе 1899 г. с двумя спутниками переплыл Амударью и под видом всадника-добровольца, идущего на службу в отряд эмира Абдурахмана, смог вплотную подойти к «секретной» крепости Дейдади, служившей форпостом афганцев против границы с Россией. Ему удалось сделать 5 фотографий и составить план местности, а также приобрести книгу афганского эмира о войне «Джихад».

Но… Корнилов нарушил принцип служебной субординации, не доложив о своих намерениях вышестоящему начальнику, более того оформил фиктивный отпуск на три дня. И если с точки зрения разведки экспедиция была, бесспорно, более чем успешной, то с точки зрения воинской дисциплины она оценивалась как «авантюра», в духе романов Майн Рида. Именно поэтому руководство Главного штаба не утвердило представление командующего округом о награждении «слишком молодого» капитана вполне им заслуженным орденом Св. Владимира 4-й степени, ссылаясь и на то, что внеочередное награждение возможно было бы только за «военные заслуги». Так творческая инициатива, смелость, вполне оправданные с точки зрения служебной необходимости, столкнулись с рутиной уставных порядков - явление, увы, типичное для Российской армии накануне русско-японской войны. И хотя «победителей не судят», заслуги капитана рисковавшего жизнью, также остались неоцененными. «…Корнилову было указано на недопустимость подобных действий впредь, а генералу Ионову объявили выговор за то, что рискует способными офицерами…» (15).

Заслуги «отметили» переводом в августе 1899 г. на должность старшего адъютанта штаба Туркестанского округа. Однако штабная служба продолжалась недолго. Способности разведчика оказались более востребованными, чем нарушения уставной субординации. В октябре 1899 г. он выехал сначала в Асхабад, для участия в разработке оперативных мер на случай войны с Великобританией, а затем стал участником т.н. «большой игры» между британской и российской разведками, получив задание составить стратегический очерк Восточного Туркестана (Кашгарии) (16). Начало нового века Корнилов встретил в Кашгаре, древнейшем центре древнего «Великого шелкового пути» у ворот Индии. Восточный Туркестан оказался центром борьбы за «сферы влияния» между Британской и Российской Империями и Корнилов впервые участвовал в политике. Свои действия Корнилов должен был координировать с российским консулом Н.Ф. Петровским.

Уже за первые полгода туркестанской экспедиции Корниловым была составлена схема «организации почтового сообщения между Ошем и Памирами… прислан ряд рапортов, содержавших обстоятельные, своевременные и точные сведения о политическом положении дел в Кашгарии, о настроении населения, о военных мероприятиях…» (17). Не раз под видом купца Корнилов проникал в самые отдаленные пункты Восточного Туркестана. И везде собирал информацию, имевшую хотя бы ничтожную ценность для России. Особое внимание уделялось изучению боевой подготовки китайской армии и перспективам англо-китайского сотрудничества в ущерб российским интересам. Итогом работы стала объемная монография «Кашгария или Восточный Туркестан. Опыт военно-стратегического описания» (18). Это многостраничное исследование (около 500 страниц) до сих пор считается одним из наиболее полных описаний данной территории.

В Кашгаре Корнилову впервые пришлось столкнуться с таким явлением как бунт. Под влиянием слухов о «боксерском восстании» местное население собиралось разгромить иностранные консульства. Корнилов проявил себя сторонником жестких мер, заявив в рапорте на имя окружного генерал-квартирмейстера о необходимости ввода русских войск для подавления малейших попыток недовольства (19). Так же настойчиво он поведет себя и в 1917-м…

В Кашгаре у Корнилова снова возник конфликт с официальной властью. Консул Петровский заявил о нарушениях в отчетности, сборе недостоверной информации. Косвенно это звучало как упрек в непрофессионализме. Несмотря на то, что у самого Петровского был богатый опыт разведработы, Корнилов оспорил его обвинения, доказывая правильность избранной методики сбора сведений. Однако из штаба округа пришло указание «улучшить сбор и проверку сведений о Кашгарии и затем всеми сведениями политического характера обязательно делиться с консулом». В ответ на этот упрек Корнилов подал рапорт о невозможности совместной работы с Петровским. Как писал в своем рапорте Корнилов «меня вынудили к этому не тягость службы, не боязнь ответственности. От службы, какова бы она ни была, я никогда не уклонялся, ответственность, как бы тяжела она ни была, никогда меня не пугала… Меня вынудило просить об отчислении искренне убеждение, что дальнейшее мое пребывание здесь не принесет никакой пользы делу…, а может пожалуй, оказаться даже вредным. Взгляды Петровского и мои в данном вопросе расходятся диаметрально…» (20). Большая часть задания выполнена, а дальнейшая работа представлялась невозможной до тех пор, пока «гражданские» будут вмешиваться в дела «военных».

Решение Корнилова вполне в духе его характера - принципиального до мелочей, болезненно нетерпимого к любым попыткам «учить» его там, где он сознавал себя профессионалом. Эти черты повлияют позднее и на его выдающиеся успехи и на его роковые ошибки.

Возвращение из Кашгара в Ташкент принесло Корнилову первый (в 31 год, что не так уж и рано) орден - Св. Станислава 3-й степени, чин подполковника и должность штаб-офицера для поручений при штабе округа (21). К этому добавились усталость, болезнь глаз от яркого горного солнца и лессовой пыли, а также недовольство от пристрастной, как казалось, критики его работы.

Но не успели, как говориться, «высохнуть чернила» на наградных приказах, как последовало распоряжение об очередной командировке. На это раз Корнилову предстояло выехать в Восточную Персию и «под именем члена Императорского географического общества, путешествующего с целью исследования некоторых научных интересов» провести рекогносцировку пограничной полосы в сфере областей Персии, Афганистана, Британской Индии и России. Опыт разведчика, превосходное знание восточных языков и местных обычаев, энергия, настойчивость - все это делало кандидатуру Корнилова наиболее подходящей для данного задания. Как и в случае с Дейдади, командование не слишком считалось с его конфликтным характером, предпочитая использовать его знания и опыт.

Как и в предыдущие командировки, задание было выполнено отлично. Результатом стали публикации: «Историческая справка по вопросу о границах Хороссана с владениями России и Афганистана» и «Нушки-Сеистанская дорога» (22). Выводы, к которым пришел Корнилов, подтверждали готовность Великобритании к расширению своего влияния на Персию и Среднеазиатские районы Российской Империи. Потенциальная военная угроза была очевидна и требовала укрепления российской границы.

В октябре 1902 г. Корнилов отбывал «строевой ценз» для звания штаб-офицера в должности командира роты, старейшего в округе 1-го Туркестанского стрелкового батальона. Но строевая служба оказалась короткой. Снова оказались востребованы качества Корнилова-разведчика и в ноябре 1903 г. он командируется в Индию. Цель поездки - осмотр оборонительной линии по р. Инд, знакомство с организацией Индо-Британской армии. Это была, пожалуй, самая безопасная командировка Корнилова. Благодаря прошлым поездкам по Афганистану и Туркестану он был уже хорошо известен британской разведке, и ему не пришлось скрываться. Английские офицеры «любезно» демонстрировали Корнилову все, что не вызывало у них опасений, приглашали на смотры, парады, знакомили с жизнью гарнизонов, при этом, правда, контролируя буквально каждый шаг. Впрочем, обострения англо-русских отношений ждать не приходилось. Напротив. Через 5 лет русско-британский договор окончательно разделил «сферы влияния» в Средней Азии и положил начало тесному сотрудничеству в рамках Антанты.

Военная угроза оказалась реальной на Дальнем Востоке. 27 января 1904 г. началась русско-японская война. Корнилов узнал об этом из сообщений агентства Рейтер, находясь в Пешаваре. Завершив командировку, он незамедлительно выехал в Петербург и сдав отчет в Главный штаб, неожиданно получил назначение на должность штабного столоначальника. Казалось, судьба благоволила ему и на смену бесконечным командировкам и служебной нужде пришло долгожданное, для многих, спокойное, обеспеченное штабное «счастье». Для многих, но не для Корнилова. Шла война, он должен был быть на фронте. Несколько раз он запрашивал перевод в действующую армию и, наконец, принял должность начальника штаба 1-й бригады Сводно-стрелкового корпуса, отправлявшегося в Маньчжурию.

Интересна аттестация подполковника Корнилова на 1904 г.: «…Здоровье - хорошее, умственные способности - выдающиеся, нравственные качества - очень хорошие… воли твердой, трудолюбив и при большом честолюбии… вследствие прекрасных способностей, а равно большого самолюбия справиться со всякими делами…» (23).

Корпус прибыл на фронт в конце декабря 1904 г. К этому моменту отгремели сражения под Ляояном и на р. Шахэ, капитулировал Порт-Артур. Однако войска готовились к новым, решающим сражениям. Бригада Корнилова участвовала в боях при Сандепу и генеральной битве под Мукденом в январе-феврале 1905 г. В жестоких, кровопролитных атаках Корнилов был всегда в передовых рядах. Яркой страницей его боевой биографии стала атака у деревни Вазые 25 февраля 1905 г. Здесь Корнилову пришлось заменить своего малодушного начальника - командира бригады генерала Соллогуба. Отступая к Мукдену 1, 2, 3-й стрелковые полки, оказались в окружении превосходящих сил японской пехоты. Нужно было пробиваться под интенсивным огнем пулеметов и артиллерии врага. Сплотив стрелков в колонну, прикрыв боевые знамена и многочисленных раненых, Корнилов медленно выводил бригаду из-под удара. Попутно принимали в свои ряды солдат и офицеров отставших полков и батальонов. Ответный огонь русских стрелков и штыковые контратаки решили исход дела. Большая часть бригады, считавшейся погибшей, с честью вышла из безнадежного положения.

Отличие Корнилова было отмечено орденом Св. Георгия 4-й степени. Год спустя после своего прибытия в Маньчжурию, в январе 1906 г., Лавр Георгиевич приехал в Петербург с погонами полковника на плечах и офицерским Георгием на груди.

Получив должность делопроизводителя 1-го отделения 2-го обер-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба (ГУГШ), Корнилов должен был контролировать постановку разведывательного дела в южных округах, вести отдел «иностранной азиатской статистики». Во время инспекционных поездок на Кавказ и в родной Туркестан он следил за организацией разведки в пограничных районах. Опираясь на приобретенный опыт, Корнилов добился реорганизации курсов восточных языков в Ташкенте, в целях «обеспечить войска округа строевыми офицерами, знающими главнейшие языки туземного населения края и соседних стран» (24).

Служба в Санкт-Петербурге оказалась короткой, но весьма значимой для будущего генерала. Здесь он оказался в среде офицеров, сторонников военных реформ, считавших необходимым извлечь должные уроки из поражения в русско-японской войне и революционных событий 1905 года. 1907-1913 годы…. Россия жила переменами. Устанавливалась новая система государственной власти - «думская монархия». Начинались жизненно важные для отечественной экономики и общественной жизни реформы, связанные с именем П.А. Столыпина. Не оставались в стороне армия и флот. В Генеральном штабе, в этот период работали будущие участники Белого движения - капитан С.Л. Марков, подполковник И.П. Романовский. Генерал-квартирмейстер М.В. Алексеев и начальник Генерального штаба Ф.Ф. Палицын поддерживали идеи данной группы офицеров-реформаторов, получивших прозвище «младотурки» (по аналогии со сторонниками реформ в тогдашней Османской Империи). По свидетельству современника, «полковник Корнилов принадлежал к числу главных участников этой небольшой, вполне лояльной группы молодых военных деятелей, горячих, искренних, беспокойных новаторов, проникнутых любовью к своему ремеслу, пламенных патриотов по духу, прогрессистов по убеждениям». Доклады Корнилова отличались «прямолинейностью и порой даже резкостью».

Можно было бы считать подобное поведение «малодотурецкой оппозиции» антиправительственной крамолой, можно было определить его как «попытку спасти обреченное самодержавие» но нельзя не признать подобные реформы необходимыми для российской военной системы. Те преобразования, которые полковник Корнилов с его опытом строевого офицера и разведчика считал актуальными для российской армии, подтвердили события первой мировой войны. «С необычайной прозорливостью предвидя надвигавшуюся тяжбу народов, а с другой стороны не строя ни малейших иллюзий в отношении состояния русских вооруженных сил, бедных запасами, сравнительно слабо обученных, с отсталым, неподготовленным высшим командным составом, Корнилов усматривал спасение в скорейшем создании боеспособной армии, могущей не только лишь на бумаге, способной с честью выйти из испытания при столкновении с какой-либо из великих держав». Правда и политическая составляющая учитывалась в контексте военных преобразований: «Корнилов подвергал весьма суровой оценке и общий порядок государственного управления, и в борьбе самодержавия с представительным учреждением, в лице Думы, находился, бесспорно, на стороне последней». Но… «Эта критика имела место, конечно, лишь в частных беседах, с ближайшими единомышленниками, и отнюдь не выносилась наружу» (25).

Изменились и семейные условия. Можно было жить в собственной квартире, не экономить на жаловании. Подрастали старшая дочь Наташа, маленькие Дима и Юрий. Появление на свет первого сына стало огромной радостью для Лавра и Таисии. Но накануне 1907 г. полуторагодовалый малыш внезапно заболел менингитом и умер. Лавр Георгиевич тяжело перенес этот удар. По словам сестры «брат дни и ночи не отходил от больного ребенка; он был неутешен в своем горе; привязанность к Диме у него доходила до обожания».

В том же 1906 г. скончался отец. Превозмогая возраст, Георгий Николаевич продолжал работать до 1902 г. Лавр и Анна Корниловы помогли приобрести отцу домик в Кокпектах, и Лавр из собственных средств высылал отцу ежемесячную пенсию. После кончины супруга в Петербург переехала мать Корнилова, не видевшая сына 15 лет. Но нескончаемая суета столицы оказалась для нее слишком тяжелой после тихого уклада провинциальной жизни. Она вернулась в Кокпекты, где в 1909 г. скончалась и была погребена в фамильной могиле в ограде местного православного храма.

Семейные заботы требовали времени. Постоянные, длительные командировки лишь иногда позволяли быть в семейном кругу, помогать маленькой Наташе с математикой и французским языком. Супруга «всю свою жизнь приспособила к укладу натры брата… Все хозяйственные заботы лежали исключительно на ней; она не отрывала мужа от его государственной работы и не разменивала его на мелочи… Но вечные заботы о детях и муже, который был в частых и опасных отлучках, подчас утомляли ее. В своих письмах она писала, что заветная мечта ее приобрести где-нибудь на юге свой уголок и пожить спокойно, не мечась из города в город, из одной страны в другую… но не судьба была этой мученице свить теплое гнездо для семьи своей…». «Хороший семьянин, горячо любящий детей и жену, брат не мог сократить ради семьи свою широкую, могучую натуру. Скромная доля собственника была не по плечу ему; из-за семьи он не мог отказаться от государственной работы, - родина для него была выше семьи…» (26).

Чуть больше года продолжался «петербургский период» службы Лавра Корнилова. Штабная служба в ГУГШ тяготила. В конце концов, Корнилов подал «дерзкий» рапорт о том, что «вследствие отсутствия работы он не считает свое дальнейшее пребывание в Управлении Генерального штаба полезным для Родины и просит дать ему другое назначение». «Дерзость» простили и согласно предписанию 1-го обер-квартирмейстера Главного Управления Главного штаба, генерал-майора М.В. Алексеева (первое знакомство будущих лидеров Белого движения) полковнику Корнилову предстояло занять должность Военного Агента в Китае. В январе 1907 г. нужно было выезжать в Пекин. Накануне отъезда он побывал на бенефисе Ф.И. Шаляпина в «Демоне». Восхищение талантом любимого певца помогло на короткое время забыть о перенесенных горестях семейной жизни и предстоящей дальней дороге.

Служба Военного Агента совпала со временем бурных перемен в «Поднебесной Империи». Корнилов был знаком с особенностями китайского социального устройства и военной организации еще по работе в Кашгарии. Но за семь лет положение радикально изменилось. Если раньше европейский стереотип представлял Китай «спящим гигантом», объектом борьбы за «сферы влияния», «опиумной империей», то теперь «Азия пробуждалась», в стране шли серьезные реформы, а в 1911 г. произошла знаменитая Синьхайская революция, открывшая новый этап в развитии великой державы.

Российский военный агент не мог не отметить в своих отчетах быстрых перемен в социально-политической и военной системах. Изданная в 1911 г. в штабе Иркутского военного округа книга «Вооруженные силы Китая» отмечала: «…реорганизация государственного строя Китая, начатая 20 лет тому назад императором Гун Сюем… в последнее время пошла с удвоенной быстротой. Реформы намечены и производятся во всех отраслях государственной жизни, но наиболее осязательные результаты достигнуты пока в области военного дела в области создания и переустройства вооруженных сил Империи» (27).

На новой должности Корнилов много внимания уделял перспективам взаимодействия России и Китая на Дальнем Востоке. Объездив почти все крупные провинции страны, Корнилов прекрасно понимал, что ее военно-экономический потенциал еще далеко не использован, а людские резервы слишком велики, чтобы с ними не считаться: «…будучи еще слишком молодой и находясь в периоде своего формирования армия Китая обнаруживает еще много недостатков, но… наличное число полевых войск Китая представляет уже серьезную боевую силу, с существованием которой приходится считаться как с вероятным противником…». В качестве наиболее показательных результатов процесса модернизации Корнилов отмечал рост железнодорожной сети и перевооружение армии, а также изменение отношения к военной службе со стороны китайского общества. Быть военным становилось престижно, для службы в армии требовали даже особые рекомендации (28).

В Пекине вспыхнул очередной конфликт Корнилова с представителями МИДа. Первый секретарь посольства Б.К. Арсеньев обвинил военного агента в отсутствии достаточной информации о работе разведки в Китае, самоуправстве, нарушениях норм дипломатического этикета. Корнилов же заявил о невозможности согласовывать каждый шаг с вышестоящими инстанциями, тем более в вещах, которые могут быть им решены самостоятельно и профессионально. В общем, повторился сценарий конфликта в Кашгаре, но на этот раз Корнилов продолжал работу, а Арсеньев уехал из Пекина.

В 1908 г. состоялось знакомство Корнилова с полковником Маннергеймом, совершавшим поездку из Туркестана в Японию. Будущий президент Финляндии с благодарностью вспоминал о той поддержке, которую оказал ему российский военный агент.

Летом 1910 г. Корнилов сдал должность военного агента и по собственной инициативе проехал еще одним, самым протяженным из своих маршрутов - в Россию через Монголию и Восточный Туркестан (около 6 тысяч верст). Опытный взгляд разведчика отметил слабость китайских гарнизонов на юго-восточной окраине Российской Империи и настороженно-враждебное отношение монгольских князей и лам к китайским военным и чиновникам. Путь проходил и через знакомый Кашгар и через Зайсан, где, правда, не удалось повстречаться с родными. В декабре 1910 г. полковник Корнилов снова в Петербурге. Прочитанный им в Главном штабе доклад на тему «Военные реформы в Китае и их значение для России», стал своеобразным итогом самого значимого периода его довоенной биографии. На память об этом периоде военной биографии у генерала остался золотой перстень-печатка с иероглифической монограммой, использовавшийся «в весьма экстренных случаях или если письмо было секретно и исходило от него» (29).

1911-й год Корнилов встретил в должности командира 8-го пехотного Эстляндского полка. Полк входил в состав пограничного Варшавского военного округа и прикрывал крепость Новогеоргиевск. Но общепризнанный авторитет знатока азиатского региона сыграл свою роль в переводе на Дальний Восток. Командующий недавно созданным Заамурским округом пограничной стражи генерал-лейтенант Е.И. Мартынов (ставший позднее первым советским «биографом» Корнилова) «вернул» бывшего военного агента в Китае в Маньчжурию. Предложение должности генерал-майора и годовое жалование в 14000 рублей считались весьма выгодными. Округ охранял линию КВЖД и базировался на Харбин. Как писал Лавр Георгиевич в письме сестре «…я прокомандовал Отрядом, что соответствует дивизии, почти два года и чувствовал себя отлично: обстановка самая военная, отряд большой - пять полков военного состава, в том числе три конных, хорошее содержание и отличная квартира…». Казалось, новая должность станет прочной и на смену бесконечным переездам и командировкам на пятом десятке жизни придет, наконец, долгожданный семейный покой и служебная стабильность. Ради этого Корнилов решился на перевод из военного ведомства в министерство финансов (пограничная стража входила в эту структуру). 26 декабря 1911 г. он был произведен в генерал-майоры. Однако обстоятельства сложились иначе…

В вышеупомянутом письме Корнилов так описывает свое участие в одном из самых громких скандалов, поразивших российскую бюрократическую систему накануне Великой войны. «…В конце 1913 года, у нас в округе начались проблемы по части довольствия войск, стали кормить всякою дрянью (выпечка хлеба из забракованной муки - прим. В.Ц.). Я начал настаивать, чтобы довольствие войск было поставлено на других основаниях, по крайней мере, у меня в отряде. Мартынов поручил мне произвести расследование по вопросу о довольствии войск всего округа. В результате открылась такая вопиющая картина воровства, взяточничества и подлогов, что нужно было посадить на скамью подсудимых все Хозяйственное Управление Округа во главе с помощником Начальника Округа генералом Савицким. Но последний оказался интимным другом премьер-министра Коковцова (он же министр финансов и шеф Корпуса Пограничной Стражи - прим. В.Ц.) и генерала Пыхачева, которые во избежание раскрытия еще более скандальных дел, потушили дело. В результате Мартынова убрали, а я, несмотря на заманчивые предложения Пыхачева, плюнул на пограничную стражу и подал рапорт о переводе в армию…» (30).

Факты недобросовестности окружного интендантства, вскрытые комиссией Корнилова, показали не только вполне типичную, увы, картину «гнилого тыла» (даже в «лучшие» для Российской Империи годы начала ХХ века). С одной стороны, для Корнилова руководство расследованием и конфликт с самим премьером означал существенный «удар» по карьере, тем более, что следствие оказалось прикрытым «по указанию сверху», а комиссию обвинили в «непрофессионализме» и «предвзятости». Генерала перевели на должность начальника бригады 9-й Сибирской стрелковой дивизии, штаб которой располагался на о. Русский близ Владивостока, ограничили доступ к развединформации, снизили оклад и такая «мелочь» как отсутствие в справочном списке генералов по старшинству задевала самолюбие.

С другой стороны, участие в расследовании окончательно убедило Корнилова в том, что «не все в порядке в Королевстве Датском». Необходимы были реформы не только в вооружении, но и в организации армии, взаимодействии «фронта и тыла». Нужны были новые кадры, не обремененные «связями» и «протекциями». Все это отнюдь не означало, что Корнилов стал «революционером в погонах», но его убежденность в незыблемости существующего строя сильно поколебалась.

Служба во Владивостоке, конечно, не отличалась материальными преимуществами, но была близка и понятна: «…условия весьма тяжелые…, занимаем небольшую квартирку в неотстроенном доме, квартира сырая, климат здесь суровый, крайне резкий. Таиса и Юрка стали болеть… Таисе необходимо серьезно полечиться, так как у ней болезнь почек, которая под влиянием климата и др. неблагоприятных условий жизни сильно обострилась… Я остаюсь здесь, т.к. мне придется до октября (1914 г. - прим. В.Ц.) командовать дивизией… В конце октября выяснится окончательно, - останусь ли я здесь или же перевожусь в Евр. Россию: мне обещан перевод или в строй или в Гл. Управление Генерального Штаба. Но в канцелярию меня не особенно тянет и лично я здешними местами очень доволен: тяжеловато, но зато приволье и дело живое; у нас несмотря на суровые холода, - всю зиму шли маневры, боевые стрельбы и пр., а я до всего этого большой охотник…» (31).

Надежды на возвращение в Генштаб или командование дивизией не сбылись. Ровно через четыре месяца после этих слов письма к сестре началась война. Корнилов с бригадой отбыл на Юго-Западный фронт. Мирная жизнь для него закончилась навсегда.

Примечания
1 Первый народный Главнокомандующий генерал-лейтенант Лавр Георгиевич Корнилов. Пгр., 1917.
2 Пронин В . Генерал Лавр Георгиевич Корнилов. Ростов на Дону, 1919; Севский В . Генерал Корнилов. Ростов-на-Дону, 1919; Суворин А . Поход Корнилова. Ростов-на-Дону, 1919; Туземцев Н . Генерал Лавр Георгиевич Корнилов. Ростов-на-Дону, 1919; Леонтович В . Первые бои на Кубани. Мюнхен, 1923; Критский М.А . Корниловский ударный полк. Париж, 1936; Хан Хаджиев . Великий Бояр. Белград, 1929; Левитов М.Н . Корниловский ударный полк, 1917-1974 гг., Материалы для истории Корниловского ударного полка. Париж, 1974.
3 Мартынов Е.И . Корнилов. Попытка военного переворота. М., 1927; Думова Н.Г . Кончилось ваше время. М., 1990; Керенский А.Ф . Дело Корнилова. М., 1918; Савинков Б.В . К делу Корнилова. Париж, 1919; Поликарпов В.Д . Военная контрреволюция и ее разгром. М., 1990; Иоффе Г.З . Белое дело. Генерал Корнилов. М., 1989.
4 Басханов М.К . Генерал Лавр Корнилов. London, 2000; Ушаков А.И., Федюк Корнилов (Серия «Жизнь замечательных людей). М., 2006; Шишов А.В . Корнилов. Несостоявшийся диктатор. М., 2004; Катков Г.М . Дело Корнилова. М., 2002, Комаровский Е.А . Генерал от инфантерии Л.Г. Корнилов // В сб-ке «Белое движение». Исторические портреты. М., 2003; Кузьмин Н . Генерал Корнилов. М., 1997.
5 «Дело генерала Л.Г. Корнилова». Т. 1-2. М., 2003, Серия «Россия ХХ век».
6 См., например: Безнощенко А . Жизнь и смерть генерала Корнилова. Яшалта, 2003. С. 1.
7 Корнилова А.Г . Мои воспоминания о брате Л.Г. Корнилове. Иртыш. Омск, 1919. № 24-25. С. 20-21.
8 Корнилова А.Г . Указ. соч. // Иртыш. Омск, 1919. № 35. С. 19.
9 Корнилова А.Г . Указ. соч. // Иртыш. Омск, 1919. № 36. С. 14-15.
10 РГВИА. Ф. 310. Оп. 1. Д. 2416. Л. 2.
11 Корнилова А.Г . Указ. соч. // Иртыш. Омск, 1919. № 36. С. 15.
12 РГВИА. Ф. 310. Оп. 1. Д. 947. Л. 15.
13 РГВИА. Ф. 544. Оп. 1. Д. 1081. Л. 1.
14 Корнилова А.Г . Указ. соч. // Иртыш. Омск, 1919. № 37-38. С. 17-18.
15 Басханов М.К . Указ. соч. С. 76.
16 РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 1519. Л. 25, 44.
17 РГВИА. Ф. 1396. Оп.2. Д. 1567. Лл. 52-53.
18 Корнилов Л.Г . Кашгария или Восточный Туркестан. Опыт военно-стратегического описания. Ташкент, 1903.
19 РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 1391. Лл. 105-106.
20 РГВИА. Ф. 1396. Оп.2. Д. 1576. Лл. 171-173.
21 РГВИА. Ф. 409. Оп.1. Д. 85 288. Л. 8.
22 Корнилов Л.Г . Историческая справка по вопросу о границах Хоросана с владениями России и Афганистана // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. СПб., 1905. Вып. LXXVIII; Корнилов Л.Г . Нушки-Сеистанская дорога // Там же.
23 РГВИА. Ф. 1396. Оп. 3. Д. 249. Лл. 376-377.
24 Басханов М.К . Указ. соч. C. 205.
25 Галич Ю . Корнилов (к десятилетию смерти 1918 – 13 апреля – 1928 г.) // Сегодня. Рига, 1928. 12 апреля.
26 Корнилова А.Г . Указ. соч. № 37-38. С. 18-19.
27 Корнилов Л.Г . Вооруженные силы Китая. Иркутск, 1911.
28 РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1с. Д. 7799. Лл. 110-112.; Басханов М.К . Указ. соч. C. 228-229.
29 Хан Хаджиев о Верховном. // Вестник первопоходника. Корниловский сборник. 1968. № 79-80-81. Апрель, май, июнь. С. 53.
30 Из писем генерала Л.Г. Корнилова к его сестре А.Г. Корниловой (письмо от 3 апреля 1914 г., Кр. Владивосток.) // Иртыш. Омск, 1919. № 41. С. 21.
31 Из писем генерала Л.Г. Корнилова… // Указ. соч. С. 22.

Продолжение следует

Родился Василий Николаевич Лавров – русский генерал,
герой русско-турецкой войны 1877–1878 гг.


Родился 27 апреля (9 мая) 1837 г. в семье служилого дворянина в Епифановском уезде Тульской губернии. В 1855 году с отличием окончил школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров и был произведён в прапорщики. Имя его, как лучшего выпускника, согласно традиции училища было занесено на мраморную доску. 11 июня 1855 поступил на службу в лейб-гвардии Конно-Гренадерский полк. В 1857 году поступил в Николаевскую академию Генерального штаба. За успехи в учёбе был произведен в поручики.

По окончании Николаевской академии генерального штаба Лавров был переведён в штаб Гвардейского корпуса и 12 января 1863 г., в чине штабс-капитана, командирован в северо-западный край в распоряжение генерала Н. С. Ганецкого. Состоя при штабе 2-й гвардейской пехотной дивизии, Лавров участвовал с лейб-гвардии Финляндским полком в делах с польскими инсургентами при Гудишках и Шнуркишках (в последнем был ранен) и за отличие в них был награждён золотой саблей с надписью «За храбрость» и орденом св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом.

По возвращении из похода 1863 г. Лавров продолжал свою службу в штабе Гвардейского корпуса в качестве адъютанта по особым поручениям. За блестящие тактические и стратегические разработки в 1866 году был произведен в подполковники и назначен на должность начальника штаба 2-й гвардейской пехотной дивизии. В 1873 г. Лавров был назначен состоять при Главнокомандующем войск гвардии и Петербургского военного округа и в то же время избран в гласные Санкт-Петербургской городской думы, в работах которой, принимал самое деятельное участие – был членом комиссии по постройке Литейного моста, руководил работой по составлению доклада об устройстве конно-железных дорог в столице. Однако, главным делом В. Н. Лаврова в Думе были вопросы введения всеобщей воинской повинности.

30 августа 1875 г. Лавров был произведён в генерал-майоры и до особого распоряжения оставлен в прежней должности, а в сентябре 1876 г. назначен командиром лейб-гвардии Финляндского полка. Командование Лавров принял в канун 90-летия этой воинской части.

Личная жизнь

В 1866 году Лавров знакомится с Марией Александровной Погребовой – дочерью известного купца-коммерсанта и делает ей предложение. Медовый месяц после свадьбы молодые проводят в Кривцово – имении Лавровых и в Париже. В 1867 году у Лавровых рождается сын, в 1871 – дочь Елизавета, прославившаяся тем, что её портрет работы И. Репина хранится в Русском Музее. Внук генерала – А.Н. Болдырев – известный советский востоковед.

Участие в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов

26-28 августа 1877 года В. Н. Лавров во главе своего полка прибыл в город Яссы, где собралась вся 2-я гвардейская пехотная дивизия, в состав которой входил Лейб-гвардии Финляндский полк. Сложности начались сразу – из-за перегруженности железной дороги последовал приказ выдвигаться на позиции пешком. Дивизия совершила 42-дневный марш на 600 вёрст от Ясс до позиций у Горного Дубняка. Переход был сложным – гористая местность, смена погоды от сильной жары до холода и сильных дождей. Сохранились письма Лаврова о этом переходе: «Вчера мы шли с 6 часов утра до 6 часов вечера и все-таки, несмотря на невероятную усталость, вошли в город с музыкой…»

«Пришли дожди и холода, люди становятся на биваке на сырую землю, и появились лихорадки… Московский полк вошёл в Яссы, имея 1000 человек отсталыми, люди валялись на улице от изнеможения…»

Чтобы ободрить и подать пример своим войскам, Василий Николаевич шёл во главе своего полка пешком.

Гибель

12 октября 1877 года , в 9 часов утра войска генерала И.В. Гурко начали штурм укрепления турок у села Горный Дубняк. Позиция турок была крайне выгодной – высота на ровной площадке, господствующая над окружающей местностью. Кустарник, росший вокруг возвышенности турки вырубили для удобства ведения огня, оставив некоторые кустики как ориентиры для пристреливания. О невероятной сложности поставленной перед войсками задачи по штурму редута говорит то, что потери в этом бою составили, по разным оценкам, до 3600 чел. убитыми, ранеными, контуженными и пропавшими без вести. Финляндскому полку генерала Лаврова предстояла очень трудная задача – пересечь открытую, прекрасно простреливаемую турками поляну шириной порядка 500 шагов. Лавров принял решение пересечь простреливаемую турками территорию бегом и сам повёл солдат в атаку. Бой был страшным.

Из воспоминаний участников:

«адский, потрясающий огонь… что-то чудовищное, уничтожающее…» (участник штурма А. Пузыревский)

«Бойня… резня… ад огня…» (полковник Г.П. Шмидт, сменивший В.Н. Лаврова на посту командира лейб-гвардии Финляндского полка после ранения последнего)

Несколько приступов были неудачными и В.Н. Лавров вновь решает вдохновить бойцов примером. «Молодцы! Сейчас пойдем в атаку. Когда я взмахну саблей и крикну „ура!“ – смотрите все за мной», – обратился он к солдатам. Генерал, не добежав 50 метров до турецкого редута упал от двух пулевых попаданий. Смертельно раненого Лаврова вынес с поля боя рядовой Е.И. Колпаков, награждённый за это Знаком Отличия Военного ордена святого Георгия 4-й степени. Редут был взят русскими войсками только к ночи. Были взяты в плен Ахмед-Хивзи-паша, командовавший обороной, 53 его офицера, 2253 низших чинов, захвачено турецкое знамя, оружие и боеприпасы. Умирая 14 октября , накануне гибели, на Главном эвакопункте, В.Н. Лавров просил Колпакова не покидать его жену и детей, и этот человек после увольнения из армии действительно со своей семьей поселился в Кривцово, имении Лавровых. До 1887 года он исполнял обязанности старосты, а затем – управляющего имением М. А. Лавровой, жены генерала.

После смерти

Гроб с телом погибшего генерала в конце октября 1877 года прибыл в город Мценск, а оттуда – в село Кривцово, имение его семьи, где был захоронен в склепе Кривцовской церкви. В 1932 году могила подверглась разграблению, и прах генерала был перезахоронен в 70-метрах от церкви. Третье и последнее перезахоронение состоялось 7 сентября 1976 года. В настоящее время могила с установленным бюстом работы скульптора В.Н. Басарева и архитектора С.И. Федорова находится рядом с Кривцовским мемориалом в Болховском районе Орловской области.

Простреленный и окровавленный мундир генерала хранился как реликвия в музее лейб-гвардии Финляндского полка. В селении Горный Дубняк Плевенского округа создан парк-музей В.Н. Лаврова. На скале навечно установлен бронзовый медальон в его честь.

Вячеслав Рыбников

«Долина смерти» генерала Лаврова

9 мая 2017 года, когда первый на Орловщине крупный воинский мемориал, расположенный в далёком углу Болховского района, заполнят посетители, мало кто из них обратит внимание на то, что этот день для одного из воинов, ставшего почти своеобразным символом данного мемориала, будет юбилейным. Причина понятна: сложно соотнести одно из грандиозных событий XX-го века – окончание второй мировой войны на Европейском континенте, с событиями войны последней четверти века XIX-го. Но именно 9 мая 1837 года, 180 лет назад, родился будущий участник и русско-турецкой войны 1877-78 г. Василий Николаевич Лавров (1837-1877), монумент которому и расположен на краю берёзовой рощи Кривцовского мемориала.

Генерал В.Н. Лавров отдал жизнь за освобождение Болгарии. На месте былых боев под болгарским селением Горни Дъбник (Горный Дубняк), где он был смертельно ранен, ещё в 1950-1954 годах болгарами был заложен парк-музей, названный его именем: тоже своего рода мемориал, поскольку в нём, как и у Кривцово, есть братские могилы русских воинов. Погибших в кровавом сражении под Горным Дубняком похоронили с воинскими почестями – это была русская гвардия.

На погребениях в парке установлены гранитные монументы гвардейцам Гренадерского, Московского, Измайловского, Павловского и Финляндского полков. Неподалеку на скале есть и бронзовый барельеф Лаврова. Однако могилы, скончавшегося от ран через два дня после боя, командира лейб-гвардии Финляндского полка генерал-майора Лаврова там нет. Своим последним местом упокоения он назвал тот самый глухой край Орловщины, где находились его корни и родная сторона под названием Кривцово. Хотя, как покажет дальнейшее повествование, последствия его выбора оказались трагичными, тем не менее, именно этой предсмертной просьбой он связал своё имя с Кривцовским мемориалом. Никому тогда и в страшном сне не могло присниться, что в глубине России, в поместье Лаврова на границе Орловской и Тульской губерний, через 65 лет после его гибели, будут происходить сражения гораздо продолжительнее, интенсивнее и кровопролитнее боя под Горным Дубняком. Будущее же оказалось неожиданней всех возможных предположений.

За 40-летие после установки памятника генералу Лаврову на Родине в печати и Интернете появилось о нём много публикаций. Первая статья журналиста и краеведа Александра Венедиктова была помещена в газете «Болховская новь» ещё в апреле 1976 года, за ней последовали и другие. Более подробно он осветил это в главе «Имя города знают Балканы» книги «Болховские куранты» (Тула, 1982 г., С. 93–102). Свою лепту с рассказом о проекте и установке памятника в своих книгах внёс и архитектор мемориала С.И. Фёдоров («Кривцовский мемориал», Орёл, 2004 г., С. 33–38). В 1994 году своё исследование под названием «Ваш на земле и за гробом…», включая переписку генерала Лаврова с женой, в приложении к орловской газете «Новая жизнь» предложил краевед, историк и журналист Владимир Воробьёв. В последнее время с рядом очерков в орловской прессе и книгах, уточнивших отдельные моменты первоначального захоронения генерала, выступил и краевед Александр Полынкин («Это странное слово – Березуй», «Лавровы»). Сюда же можно добавить и публикацию «Скит в «Долине смерти» настоятельницы Троицкого Оптина монастыря г. Болхова игумении Евфалии с сестрами («Орловские епархиальные ведомости», № 6 – 2016 г.). Перечислил я эти публикации в надежде, что читатель самостоятельно познакомится с основными моментами жизни В.Н. Лаврова, которые в целом освещены, хотя некоторые из них до конца не прояснены до сих пор. В частности, место рождения героя в различных работах указывается по-разному: то Епифанский уезд Тульской губернии, то Кривцово Болховского уезда.

Мне бы хотелось уточнить события последнего боя генерала Лаврова в сражении под Горным Дубняком. По отдельным своим признакам он очень напоминает бои 1942 года за Кривцовские высоты, тем более, что описание его есть в новых работах историков, в частности, Владимира Шиканова «Гамбит на Софийском шоссе», детально проанализировавшего сам этот бой и его результаты. Хотелось бы также разобраться и в некоторых противоречиях предыдущих публикаций относительно перезахоронения генерала рядом с мемориалом.

Но вернёмся к Горному Дубняку. В отличие от Кривцово расположен он был не в глухом краю, а на столичном шоссе, соединявшим Плевну с Софией. Именно туда был направлен отряд генерал-лейтенанта И.В. Гурко (48 батальонов, 93 эскадрона и 176 орудий), когда изначально успешный период русско-турецкой войны сменился неудачами. Главной задачей этого отряда, основу которого составлял прибывший из России Гвардейский корпус (элита русского войска), было перерезать коммуникации с Плевной по Софийскому шоссе, т.е. блокировать её гарнизон, успешно отразивший до того три штурма с огромными потерями для наступавших русско-румынских войск.

Выбор Горного Дубняка для атаки был сделан исходя из равной удалённости его от основных укреплений (Плевна, Орхание), способных оказать помощь атакованному турецкому гарнизону. В составе его было 7 батальонов при 4-х орудиях и 4-х эскадронах: всего около 4500 турок. Для сражения с ними из отряда Гурко было выделено 20 батальонов гвардии, 7 кавалерийских эскадронов, 16 казачьих сотен и 66 орудий, тем самым обеспечивая перевес над противником, занимавшим выгодную оборонительную позицию. Состояла же она из большого и малого редутов, расположенных по обе стороны Софийского шоссе: большой – на возвышении (около 3 метров) с периметром более 1 км, обведённый глубоким рвом, внутри платформа для 4-х дальнобойных орудий; малый – передовой форпост к югу, простреливаемый из большого редута. А вокруг них открытая ровная местность.

По плану Гурко наступление войск шло с разделением на четыре колонны. Правая из 4-х батальонов лейб-гвардии стрелковой бригады при поддержке трех сотен казаков и 16 орудий должна была атаковать с востока (т.е. со стороны Плевны). Средняя из 3-х батальонов лейб-гвардии Московского полка и полного состава лейб-гренадерского полка (7 батальонов 1-й бригады 2-й гв. пехотной дивизии), усиленных лейб-гвардии саперным батальоном, одной казачьей сотней и 16 пушками – с юга. Левая лейб-гвардии Павловского и Финляндского полков (8 батальонов 2-й бригады 2-й гв. пехотной дивизии) при поддержке
16 орудий наступала вдоль шоссе, ведущего в Горный Дубняк из Телиша. Четвёртая колонна из казаков замыкала кольцо окружения с севера.

Несмотря на тщательно разработанный план, при выходе на исходные позиции для наступления возникла ночная неразбериха, при которой левая колонна значительно отстала от остальных и к началу запланированного штурма редутов не поспела. Это вылилось, как в нескоординированные наступательные действия полков, так и в ошибочные удары артиллерии по своим же частям.

Тут надо отметить, что хотя после Отечественной войны 1812 года прошло более полувека, но о том, какие приёмы наступления были на вооружении гвардии того времени, можно судить по киноэпопее С. Бондарчука «Война и мир». Полки вели в атаку размеренным шагом, держа равнение, в плотных боевых построениях, под музыку духовых оркестров и с развернутыми знаменами. К тому же, многие из командования были по-прежнему приверженцами старых принципов полководческого искусства Суворова с известным девизом, столетие назад помогавшем громить врага: «Пуля – дура, штык – молодец». Этому способствовал и боевой устав русской армии, согласно которому сигнал «Атака» наступающим ротам барабанщик подавал в 100 шагах от противника, в 50 солдаты брали винтовки на руку, а в 30 переходили на бег для удара в штыки.

12 октября 1877 г., вначале боевых действий под Горным Дубняком, суворовские принципы и правила просто не сработали. Противник, оснащённый американскими винтовками Пибоди-Мартини с эффективной стрельбой за 1800 шагов, атакующих русских на дистанцию штыкового боя просто не подпустил. И дело здесь не столько в дальности, сколько в непрерывном темпе стрельбы, поскольку турки вели огонь, порой даже не выглядывая из-за бруствера.

Первыми с таким положением дел столкнулись гренадёры средней колонны, выходившие утром из дубового леска на открытое пространство возвышенности в 800-х метрах от редута и уже понёсшие потери. В результате чего его командование приняло самостоятельное решение о наступлении. И пошла сумятица с тяжкими жертвами. Ценой 200 убитых и 400 раненых гренадеры овладели лишь передовым малым редутом, попав в район, насквозь простреливаемый со стороны большого редута, и дальше продвинуться не смогли. При этом батареи левой колонны, не зная, что лейб-гренадеры захватили малый редут, вели обстрел и этого укрепления.

Московский полк, наступая также величаво, смог дойти только до шоссе между редутами. Оставшиеся 100 метров до валов укрепления оказались просто непреодолимыми.

Вот как описывает Владимир Шиканов действия левой колонны, в которой были финляндцы:

«Лейб-гвардии Финляндский полк еще только выдвигался на исходный рубеж для атаки большого редута с запада, когда два батальона павловцев устремились на помощь своим товарищам гренадерам. С турецких валов их встретил тяжелый свинцовый ливень. Один из батальонов был почти выкошен, другой, хотя и понес серьезный урон, продвинулся до малого редута, где людям пришлось залечь, используя складки местности, придорожные канавы и оставленные турками стрелковые ячейки.

Пока длилась эта неразбериха, три батальона лейб-гвардии Финляндского полка с трудом продвигались через лесок к западу от редута. Естественно, что марш развернутых рот не мог остаться незамеченным противником, так что вскоре финляндцы стали нести потери, еще не достигнув рубежа предстоящей атаки. На опушку их роты вышли, совершенно перемешавшись. Какое-то время офицерам пришлось восстанавливать порядок, и все это под вражеским огнем, увеличивая и без того немалое количество убитых и раненых. А впереди финляндцев ждала еще более смертельная задача.

Им предстояло пересечь открытую и насквозь простреливаемую поляну шириной около 500 шагов, на которой турки заранее вырубили кустарник, оставив лишь отдельные пристрелянные ориентиры для определения верной дистанции прицеливания. Правда, затем атакующие могли укрыться в неширокой лощине, по дну которой протекал ручей. Зато потом предстояло взбираться наверх по крутым скатам, откуда до редута было еще не менее 400 шагов .

Командир Финляндского полка генерал-майор В.Н. Лавров отлично понимал, что, соблюдая все требования устава, он просто не доведет людей до редута. Но, ни стоять на месте, ни отступать тоже нельзя. Урон окажется еще большим и совершенно бессмысленным. Несколько ранее в такой же ситуации оказались лейб-гренадеры. Несомненная заслуга Василия Николаевича состояла в том, что он принял более верное для командира решение. Мгновенно оценив обстановку, он приказал пересечь прогалину не размеренным шагом, а бегом (т.е. совсем не по геройски и с нарушением устава ). Следуя за своим генералом, первый батальон финляндцев одним броском преодолел открытое пространство и скатился к ручью. Потери, конечно же, были, но не такие большие, как у гренадеров. Четвертому батальону Финляндского полка пришлось уже тяжелее. Его командир повел солдат густой цепью, и люди сразу стали падать на землю под жужжащими пулями, которые, казалось, постоянно висели в воздухе. Глядя на груды убитых и раненых товарищей, солдаты 3-го батальона торопливо крестились. После боя оказалось, что количество тел павших в этом месте было так велико, что русские назвали его «поляной смерти» . Этим трём ротам также удалось проскочить сквозь свинцовую завесу бегом»

Пока же прервём повествование и запомним это понятие «поляна (или «долина » по А.Е. Венедиктову) смерти », мы с ней ещё столкнёмся.

«Теперь финляндцев отделяло от редута около 400 шагов, причем совершенно без каких-либо укрытий на местности. Над внешним скатом лощины было не поднять головы, так что сама мысль о том, что придется оторваться от спасительной земли и подняться в рост, выглядела безумием. Попытка 1-го батальона финляндцев продвинуться и охватить редут с севера завершилась кровавой неудачей. Уцелевшие скатились обратно в ложбину. И все же В.Н. Лавров не отказался от мысли атаковать вражеское укрепление. Он лишь отправил записку к Н.О. Розенбаху (командующий колонной – 2 бригадой 2-й пехотной дивизии), прося его подготовить наступление огнем артиллерии.

Розенбах отдал необходимые приказания артиллеристам и распорядился ввести в боевую линию последние резервы: два батальона Павловского полка и один Финляндского. Выдвигаться им пришлось опять-таки в зоне поражения вражеского огня, так что прежде чем достигнуть намеченных рубежей, подразделения успели понести чувствительные потери. Напомним также, что от снарядов батарей левой колонны страдали не только турки, но и солдаты Павловского и лейб-гренадерского полков, залегшие южнее редута, так что стрельбу вскоре пришлось прекратить. Других резервов в этой, центральной колонне больше не было. Правда, с подходом павловцев, В.Н. Лавров около часу дня попытался еще раз поднять людей в атаку

На этот раз огонь турок оказался еще более убийственным, как будто они получили подкрепления, и нужды в патронах совершенно не испытывали. Это был «адский, потрясающий огонь… что-то чудовищное, уничтожающее…», – вспоминал один из участников штурма. Полковник лейб-гвардии Павловского полка Г.П. Шмидт еще более эмоционален в оценке: «Бойня… резня… ад огня…». Тем не менее, на одном из участков атаки павловцам даже удалось взобраться на бруствер, и уже здесь их расстреляли в упор. Уцелевшие укрылись во внешнем рву укрепления, где людей начали поражать русские гранаты, с неточным прицелом выпущенные нашими же батареями. Пострадали от «дружественного огня» и финляндцы, даже находясь в мертвом пространстве в лощине. Вот так трагически закончилась вторая попытка штурма большого редута»

Результат третьей атаки, начатой Гурко в 15 часов, под воздействием сообщения об огромных потерях (около 1000 человек убитых и раненых) гвардейских егерей из заслона под Телишем (юго-западнее по шоссе), даже после артподготовки и ввода резервного Измайловского полка, был также трагичен.

Николай Дмитриев-Оренбургский.

«Захват Гривицкого редута под Плевной» (1885)

Как раз во время этой третьей атаки, из лощины, спасавшей Финляндский полк и его командира в течение дня, Лавров повёл солдат на приступ редута. Его призыв к солдатам, как личный пример мужества, повторяют многие публикации о нём: «Когда я взмахну саблей и крикну «Ура!» – смотрите, все за мной». Солдаты бегом устремились за ним». Призыв этот в понятиях гвардии того времени к геройству не относился, а был продиктован совсем другим – желанием сохранить жизни солдат полка в отличие от ряда командиров, с гвардейским шиком вёдших своих подчинённых на смерть.

«Турки словно ждали. На редуте пропели пехотные рожки и оттуда навстречу атакующим устремился рой жалящих пуль. Две из них настигли Василия Николаевича Лаврова всего в 50 шагах от укрепления. Темно-зеленая волна русских мундиров сомкнулась над ним, хлынула дальше и разбилась всего в 20-30 шагах от земляного вала. На обратном пути потери оказались еще больше. Уцелевшие укрылись за скатом ложбины. Правее были расстреляны два батальона Павловского полка. Левее финляндцев та же участь постигла стрелков. Направленный на поддержку левой колонны 1-й батальон Измайловского полка не поспел вовремя и вообще не принял участия в атаке».

По мнению В. Шиканова удача вечернего победного прорыва на редут, в противовес утверждениям официальных историков того времени, была вызвана вовсе не командными решениями военачальников, а чувством праведного гнева, охватившего солдат и офицеров, лежавших среди тысяч убитых и раненых. «Огромная и кровавая жертва требовала отмщения ». В сумерках стрельба затихла. В темноте уже никому не нужен был парадный шаг, в ней было легче ползти, вжимаясь в землю. Это и сделали по-пластунски два гвардейских батальона Измайловского полка, преодолев около полутора сотен шагов до редута. То же происходило и в других частях. А затем безо всякой команды раздалось одновременно грозное русское «ура!». Вот тогда русские и добрались до своей долгожданной штыковой «работы», «мстя за гибель друзей, безответный расстрел на «поляне смерти» и горькое чувство собственного бессилия под вражескими пулями… ».

В результате боя при взятии лишь одного турецкого редута командование за день потеряло до 3600 человек отборных войск, из которых 870 погибли. Наибольшие потери легли на лейб-гвардии Гренадерский, Павловский и Московский полки (причём Финляндского полка, наступавшего на самом тяжёлом участке, среди них нет, в чём немалая заслуга генерала Лаврова). Вполне резонна добавка сюда тысячи егерей под Телишем, а также тех раненых, что были брошены полком у телишских укреплений, над которыми турки, выйдя из-за брустверов, издевались: «…рубили головы, разбивали лица прикладами, срезали полосы кожи и мяса, разводили костры на ещё трепетавших телах… ». Тогда уже всё это вылилось в полторы дивизии элитных войск.

Не разделяя официального оптимизма, ряд свидетелей и современников причиной таковых потерь, считали неумелое управление войсками во время сражения высшего командования, более озабоченного своей гвардейской репутацией нежели понесёнными жертвами. Генерал В.Н. Лавров к ним не относился, потому как погиб ради сохранения жизни своих солдат, демонстрируя пренебрежение устаревшим уставом и показным героизмом. И с поля боя его вынес один из его воинов – Ермила Колпаков, в дальнейшем связавший свою судьбу с Кривцово.

Захоронен генерал Лавров был непосредственно в склепе Введенской церкви, стоявшей на высоком берегу речки Березуйки. Сельское поселение это, находившееся несколько в стороне от самого Кривцово, состояло из 3-х домиков церковных служителей (13 жителей), и называлось с. Березуй (Введенское) («XXIX. Орловская губернiя. Списокъ населенныхъ мѣстъ. По свѣдѣнiям 1866 года». СПб: 1871 г., С. 23, поз. 428).

В XX веке на тот момент, когда официальные власти и краеведы вдруг заинтересовались судьбой генерала и его останков, а произошло это в 1976 году к 100-летию освобождения Болгарии, ни самой церкви, ни склепа уже не существовало. На это как раз указывает А.Е. Венедиктов в первой статье «Гремели пушки на Балканах»: «К сожалению, время не сохранило могилы отважного генерала Лаврова. Но память о нём настоятельно требует того, чтобы она была восстановлена… » («Болх. новь» № 49, 24.04.76, С.3).

Вряд ли этого «требовала » память, скорее ожидаемая расплата за беспамятство в виде позора стране в глазах соседей, т.к. по мнению В.И. Воробьёва: «… Болгария готовилась отмечать 100-летие освобождения от Османского ига и в 1976 г. обратилось к советскому правительству с просьбой о передаче им праха генерала В.Н. Лаврова для захоронения его в Горном Дубняке в Парке-музее Героя Болгарии Лаврова. А Герой должен лежать там, где пал за освобождение страны.

В спешном порядке создаётся комиссия для перезахоронения праха генерала на Кривцовском мемориале. Возглавил эту комиссию второй секретарь А.И. Бачурин »

Так же в спешке шло и «восстановление могилы». В большинстве публикаций о Лаврове датой перезахоронения его останков у Кривцовского мемориала считается 7 сентября 1978 г., но это момент открытия памятника генералу. Само мероприятие происходило чуть ли не за два года до этого зимой 1976 года и описано в статье «Память» А.Е. Венедиктова: « В годы войны фашистские захватчики много нанесли зла и разрушений нашему народу… Была разрушена и Кривцовская церковь, где в склепе находился прах генерала В.Н. Лаврова. 8 декабря … На траурном митинге выступили… Урна с прахом В.Н. Лаврова опускается в могилу . На опушке леса вырос могильный холм. …Пройдёт немного времени, и встанет здесь памятник в честь его ратного подвига » («Болх. новь» №150, 18.12.76 )

Другой причиной спешки могло явиться то, что сами власти оказались причастны к разграблению и исчезновению могилы царского генерала, что и пытался скрыть А.Е. Венедиктов, списав всё на войну, прекрасно понимая, что иного объяснения они не потерпят. Хотя, без сомнения, после оккупации и прошедших боёв могила генерала вряд ли бы сохранилась, но всё произошло гораздо ранее – в 1932 году, на что указывал в своих работах и В.И. Воробьёв. Он нашёл и опросил одного из исполнителей того кощунства над прахом генерала – некоего С.И. Тазинкова (видимо Тазёнкова), объяснившего всё поиском наградной золотой сабли (см. «Ваш на земле и за гробом…» – С.14). Но поиск этот почему-то закончился перезахоронением останков генерала из склепа церкви ближе к р. Березуйке «в 70-ти метрах от церкви », хотя рядом с церковью старое кладбище, существующее до сих пор. Т.е. над прахом генерала нужно было ещё и поглумиться. Кстати, со слов Н.И. Анохина, в статье «Тайна Кривцовского мемориала» («Центральная Россия» – №25, июнь 1992 г. – С.5) объяснено это брошенным кличем, наехавших комсомольцев, «выкинуть » из церкви царского генерала»: «Вытащили и выкинули. Старый учитель спрятал гроб »

Также, очевидно, по результатам общения с автором брошюры о мемориале Н.И. Анохиным, Воробьёв зарождает у читателя сомнение в истинности последнего перезахоронения праха генерала к мемориалу: «Болховский краевед и журналист Александр Егорович Венедиктов встречался с 90-летним кривцовским старожилом и учителем Ефимом Гавриловичем (видимо, Тимохиным): «…Он рассказал мне и о месте захоронения генерала Лаврова…» (в кн. «Болховские куранты» ссылка уже на других лиц – Самохвалова и Ефремова, с тем же многоточием – С. 105):

Точки в данном случае не случайны, хотя речь идёт о третьем захоронении В.Н. Лаврова» (см. «Ваш на земле и за гробом…» – С.14)

Зимой-весной 1942 года место погребения генерала – Введенская церковь бывшего села Березуй попала в зону кровопролитных боёв за Кривцовский плацдарм и вся прилегающая местность по долине речки Березуйки получила мистическо-роковое (с учётом судьбы генерала) название – «Долина смерти». Церковь своим расположением довлела над лежащим за речкой «Заливным лугом» и представляла удобный в тактическом плане опорный пункт, за который шли постоянные бои. Район «хутора с церковью », упоминаемый в донесениях 1283-го сп 60-й сд, просто «церковь » по донесениям частей 137-й сд или «роща с крестом » в оперсводках 6-й гв. сд, занимался нашими войсками, часто подвергаясь миномётному и артиллерийскому обстрелу немцев, не испытывавших нехватки в снарядах. Для примера цитирую данные «Оперсводки № 0143 штадива 6-й гв. сд от 18:00 19.3.42»: « …В течение ночи с 18 на 19.03.42 противник производил огневые налёты по району – роща с крестом, отм. 142,5. Одновременно пр-к обстреливал местность пулемётным огнём и огнём из автоматов ». Кроме 1942 года, данный район известен также боями зимы и лета 1943 года. Так что останки многострадального генерала , которые если и сохранились после 1932 года, скорее всего вновь поглотила одноимённая болгарской прожорливая русская «Долина смерти» .

Памятник генералу Лаврову установленный 7 сентября 1978 г. выдержан в героическом ключе и потому несколько диссонирует с общей идеей Кривцовского мемориального комплекса, являющегося прежде всего мемориалом скорби. Люди это чувствуют. Поддавшись этому чувству, не разобравшись и не зная историческую подоплеку жизненной судьбы генерала и его посмертных мытарств, можно прийти к полному отчуждению места, где о нём сохранена хоть какая-то память. Свидетельство тому публикации Александра Бородина «В долине смерти», «Биографические записки». Привожу выдержку: «…Идея действительно гениальная, ибо зрелище и мысли по поводу мемориала меня, во всяком случае, просто угнетают. А памятник В.Н. Лаврову тех же авторов, что и мемориала, вселяет гордость, чувство кровной сопричастности к делам «давно минувших дней ». Дело дошло даже до стихотворения:

«…И так как предводителей советских нет средь них,

В последний бой ведёт их царский генерал Лавров ».

Думаю, что если бы в бой их вёл генерал Лавров, то многие бы из них остались целы, потому как на совести тех «предводителей » бесконечные бессмысленные атаки и тысячи загубленных чужих жизней. Пока же хоть и в таком виде, благодаря другой стране и наперекор судьбе, история сохранила память об этом достойном человеке.

Кривцовского мемориал – это мир в свете скорби, потому как его братские могилы возникли на месте немецких брустверов из трупов наших солдат, наступавших на их ДЗОТы. Умалчивать об этом и смешивать это понятие с героизмом, как это упорно делал академик С. Фёдоров, убеждавший всех в «органической связи » двух своих творений, значит всё исказить. Лично мне, чисто по-человечески, в качестве памяти о генерале Лаврове и о всех погибших в «Долине смерти» гораздо ближе благословение Митрополита Орловского и Болховского Антония сестрам Троицкого Оптина женского монастыря г. Болхова о возрождении храма и воинского скита на месте Введенской церкви бывшего села Березуй для чего им переданы управлением культуры 14 тысяч имён погибших солдат для поминовения.

Имя героя русско-турецкой войны 1877−1878 гг. Василия Николаевича Лаврова в далекой Болгарии, увы, знают лучше, чем на родине. Уроженец Тульской губернии, где у его отца - служилого дворянина...

Имя героя русско-турецкой войны 1877−1878 гг. Василия Николаевича Лаврова в далекой Болгарии, увы, знают лучше, чем на родине. Уроженец Тульской губернии, где у его отца - служилого дворянина - было 500 десятин земли, без всякой поддержки сделал блестящую военную карьеру.

И неизвестно еще, каких высот в русской армии он мог бы достичь, если бы не погиб в 40-летнем возрасте при штурме турецкого редута, взятие которого предопределило освобождение Плевны и успех войны.

В 29 лет Лавров безумно влюбился. Казалось, 18-летняя дочь крупного орловского купца Погребова благосклонно принимает его ухаживания, но когда Василий завел речь о свадьбе, Мария попросила времени подумать. Тогда начальник штаба дивизии решил действовать, как привык в бою - быстро и решительно.

Неожиданно он явился к Погребовым при полном параде - шитом золотом полковничьем мундире, с эполетами, орденами и золотой саблей за храбрость. Последовавшее затем официальное предложение руки и сердца трудно было отвергнуть.

Часть медового месяца молодые провели в имении свекра, а затем по обычаю того времени укатили в Париж. Они были красивой парой - красивые, статные и высокие, настолько выделявшиеся из толпы ростом, что уличные мальчишки с восторгом кричали им вслед: «Эйфелева башня!» Лавровы только добродушно посмеивались.

По возвращении в Россию жизнь пошла своим чередом. Хлопоты по имению целиком и полностью легли на Марию Александровну, а Василий Николаевич, сильно занятой по службе, приезжал домой при каждой возможности.

Через год после свадьбы у них появился сын, еще через четыре года - дочь. Согреваемый семейным теплом и любовью, Лавров успевал повсюду: был членом комиссии по строительству Литейного моста, руководил подготовкой обширного доклада об устройстве конно-железных дорог в столице, но особое внимание, естественно, уделял своему главному делу - работе по вопросам отбывания воинской повинности. За внимательное, ласковое обхождение с просителями, сочувствие к ним его уважали и сословные старшины, и простой люд.

В августе 1875 года Василий Николаевич был произведен в генерал-майоры и вскоре назначен командиром лейб-гвардии Финляндского полка.

С началом русско-турецкой войны 1877−1878 годов полк в составе 2-й дивизии двинулся к театру военных действий. Из-за перегруженности железной дороги поступил приказ на пеший марш к месту назначения, находящемуся за 600 верст. Поход через Молдавию и Румынию в условиях гористой местности, при сильных перепадах температуры и немилосердных ливнях, занял 42 дня. Весь этот путь Лавров во главе своих финляндцев проделал пешком, ободряя и подавая пример полку.

«Пришли дожди и холода, люди становятся на биваке на сырую землю, и появились лихорадки… Московский полк вошел в Яссы, имея 1000 человек отсталыми, люди валялись на улице от изнеможения», - писал домой Василий Николаевич.

После трех неудачных штурмов крепости Плевны русское командование решило блокировать ее. Кольцо окружения должно было замкнуться с взятием господствующего над местностью турецкого редута у села Горни-Дыбник (Горный Дубняк) в 23 километрах от Плевны. Турки очистили подступы к нему, заранее пристреляли открывшуюся поляну шириной около тысячи шагов. Преодолеть ее под огнем врага поручалось Финляндскому полку. Чтобы обеспечить артиллерийское прикрытие атаки, генерал Лавров приказал заготовить 500 фашин для заполнения рвов и канав, препятствующих перевозке орудий. Сам он решил идти на турок во главе полка.

12 октября поступил приказ начать штурм. Османы, вооруженные стрелковым оружием и дальнобойными пушками иностранных образцов, открыли жестокую прицельную стрельбу. Это был «адский, потрясающий огонь, что-то чудовищное, уничтожающее, - вспоминали участники штурма, - бойня, резня, ад».

Около полудня Лавров под обстрелом вывел поредевшие батальоны финляндцев в мертвую зону - лощину шагов за пятьсот от редута. Едва перевели дух, как к ним добрался посыльный с приказом продолжать штурм. «Молодцы! Сейчас пойдем в атаку. Когда я взмахну саблей и крикну „ура!“ - все за мной», - обратился генерал к солдатам. Оглядев своих бойцов, он бросился вперед.

Вражеские пули свалили Лаврова шагов за пятьдесят от редута, но группе солдат удалось добраться до турецкого рва, захватить его и укрыться от яростного огня. Командование полком принял полковник Георгий Шмидт, возглавивший атаку непосредственно на редут. Гвардейцы взяли и его. В плен попали 2289 турок при 4 орудиях. Потери русских составили 3533 человека.

Эта победа «предопределила успех наших операций под Плевной, успех войны», - отмечал один из участников штурма. Художник Василий Верещагин, добровольцем пошедший на эту войну, посвятил сражению под Горни Дыбником картину «После боя».


В. В. Верещагин, «После боя», 1881 г.

Василия Николаевича вынес с поля боя и доставил на перевязочный пункт солдат Колпаков, впоследствии награжденный за это Георгиевским Крестом. Умирающий Лавров, как бы оправдывая заключительные слова написанного в этот день своего письма домой - «Ваш на земле и за гробом…», - просил солдата позаботиться о жене и детях.

Выполняя последнюю волю командира, Колпаков после увольнения со службы переехал с семьей в имение Лавровых и почти три десятка лет был там старостой, а затем и управляющим. С его помощью Мария Александровна наладила образцовое хозяйство с многопольным севооборотом, выращивала симментальскую породу скота, занималась лесоразведением, устроила ткацкую фабрику.

Она «любила слушать крестьянские песни, хорошо относилась к людям, за что ее и уважали», - вспоминала старожил этого села Татьяна Ганичева. Лаврова основала земскую больницу с приемным и амбулаторным покоем, открыла школу и начальное сельское училище, даже организовала народный крестьянский театр. Некоторые из поставленных на его сцене пьес были посвящены героической трагедии русско-турецкой войны, в которой ради освобождения славян погиб генерал Лавров.

А на месте гибели генерала теперь разбит мемориальный парк его имени, в центре которого - музей, и на скале рядом - бронзовый барельеф Василия Николаевича. В начале 2000-х годов в парке возвели храм-памятник великомученику Георгию Победоносцу: этот святой знает, какой ценой достигаются ратные победы…


Top