Главная › Стены › Стиль русской усадьбы 19 века. Исторические усадьбы россии. Русское кантри в интерьере и ландшафтном дизайне

Стиль русской усадьбы 19 века. Исторические усадьбы россии. Русское кантри в интерьере и ландшафтном дизайне

История русской дворянской усадьбы насчитывает около шести столетий. Селения Древней Руси были прототипом будущей вотчинной усадьбы, в них обособленно стоял дом наиболее зажиточного хозяина. Усадебное строительство получило развитие при Петре I, который дарил земли своим сподвижникам. Русская дворянская усадьба воплощала мечту их хозяев о создании собственного мира с особыми традициями, обрядами, моралью, специфическим типом ведения хозяйства, расписанием будней и праздников. Несколько столетий основные события в жизни дворянина были связаны с усадьбой, поэтому ее устройство продумывалось до мелочей. Очень часто господские дома были окрашены в желтый цвет и имели белые колонны. Такое сочетание говорило о богатстве хозяина (его олицетворял желтый цвет, напоминающий о золоте) и его духовности (белые колонны демонстрировали стремление к свету). Серые фасады свидетельствовали о том, что их владелец - философ и стремится удалиться от активной жизни и общества. Красный цвет на фасаде говорил о деятельной натуре хозяина, его уверенности и властности. Зелень садов и парков демонстрировали радость, здоровье и успех. Построенный мир дворянской усадьбы обособлялся и отделялся решетчатым забором, каменной стеной, а когда позволял окружающий ландшафт, озерами оврагами и рвами. Помимо парадных элементов - господского дома и парков - дворянские усадьбы имели и «экономию» (термин использовался с 18 века и означал хозяйственные постройки имения: конные и скотные дворы, амбары, оранжереи и теплицы), которые строились в едином стиле с домом и парком

«Манифест о вольности дворянства» или «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству» - указ Петра III от 18 февраля (1 марта) 1762 года, который освобождал дворянство от обязательной государственной службы.

Расцвет дворянских усадеб пришелся на середину 18- начало 19 века. Усадьбы строились вокруг Москвы и в губерниях. После выхода “Манифеста о Вольности дворянства” строительство охватило практически всю европейскую часть России. В результате после 1762 г. владельцы крупных, средних и мелких поместий начали активно обустраивать свои усадьбы. В архитектуре русской дворянской усадьбы елизаветинских времен была популярной эстетика барокко. Фасады окрашивались в голубые, зеленые, красные, желтые оттенки. К середине 18 века планировка усадеб становилась регулярной с осевым построением, симметрией. Образцом дворянской усадьбы того времени является Ясенево, где во время Лопухиных был сооружен господский дом с флигелями. В Кускове граф Шереметев украсил парк павильонами и беседками, мостами, памятниками, скульптурами.

После выхода манифеста в пригородах Москвы были построены крупные усадебные комплексы: Братцево, Васильевское (Мамонова дача), Кунцево, Знаменское-Садки, Нескучное, Люблино, Останкино, Покровское-Стрешнево, Очаково, Узкое, Троекурово, Черемушки, большинство из которых были сооружены в стиле классицизм. В некоторых усадьбах использовались элементы неоготики - например, в усадьбе Михалкова (усадьба была построена еще в 16 веке, затем перестраивалась), парадный въезд в Воронцове, хозяйственный комплекс в Черемушках. Образцами российской неоготики стали императорские резиденции - усадьбы - Петровский дворец и Царицыно.

Постепенно регулярный французский классицизм в устройстве дворянской усадьбы сменился английским пейзажным классицизмом. Иногда в русской дворянской усадьбе, как, например, в Кузьминках, сочеталось пейзажное и регулярное устройство. После войны 1812 г. новые дворянские усадьбы возводились редко, хозяева поместий ограничивались реставрацией и ремонтом старых строений. Некоторые усадьбы активно достраивались. Например, Кузьминки, где здания строились в стиле ампир.

Но, в основном, в 19 веке усадьбы реставрировались и достраивались в стиле классицизм, что отражалось в колоннах, портиках, скульптурах, фронтонах фасадов. Русские дворянские усадьбы всегда составляли единый ансамбль, кроме того, они никогда не имели фортификационного назначения, так как дворянство не вело военных действий между собой. Сейчас в моде строительство загородных резиденций в стиле дворянской усадьбы с домами с элементами классики и парковыми или садовыми зонами в регулярном или пейзажном стиле. В качестве примера современного особняка, который может стоять обособленно или же представлять собой дом в усадьбе, можно привести здание частного коттеджа, г. Тюмень с элементами классического стиля:

Эта экспозиция была создана под руководством главного хранителя Павловского дворца-музея А.М.Кучумова в 1976 году. На основе литературных и документальных источников, произведений живописи, рисунков и фотографий были воссозданы типичные интерьеры той эпохи. В 2000 году экспозиция открылась вновь, с изменениями и дополнениями. Переходя из зала в зал, словно перемещаешься в машине времени, перед глазами проходит целое столетие. Через интерьер, то, как обустраивали жилое пространство наши предки, лучше понимаешь психологию и философию людей того времени, их мироощущение и мировосприятие.

17 залов разделены на 3 смысловых блока:

русская дворянская усадьба 1800-1830-х годов,
столичный аристократический особняк 1830-1860-х годов,
городская квартира 1860-1890-х годов.

Интерьеры 1800-1830-х годов

В начале XIX века типичным жилищем знати был усадебный дом или городской особняк. Здесь, как правило, жила большая семья и многочисленная прислуга. Парадные залы обычно располагались на втором этаже и представляли собой анфиладу гостиных, будуар и спальню. Жилые помещения размещались на третьем этаже или антресолях и имели низкие потолки. Прислуга жила на первом этаже, здесь также находились служебные помещения. Если дом был двухэтажный, то жилые комнаты, как правило, были на первом этаже и шли параллельно служебным помещениям.

Конец XVIII – начало XIX века – время господства классицизма, который предполагает четкий ритм и единый стиль размещения предметов мебели и искусства. Мебель обычно изготавливалась из красного дерева и украшалась накладками из чеканной золоченой бронзы или полос латуни. Из Франции и других европейских стран в Россию проник интерес к античности. Поэтому в интерьере этого времени мы увидим античные статуи и соответствующий декор. Под влиянием Наполеона в моду входит ампир, созданный архитекторами Ш.Персье и П.Фонтеном, с его духом роскошных императорских резиденций времен Римской империи. Мебель в стиле ампир делалась из карельской березы и тополя, часто окрашивалась в зеленый цвет – под старую бронзу, с позолоченными резными деталями. Часы, светильники делались из позолоченной бронзы. Стены комнат часто окрашивались в чистые цвета – зеленый, серый, синий, лиловый. Иногда они оклеивались бумажными обоями или имитировали бумажные обои, гладкие или полосатые, с орнаментом.

Анфиладу комнат в экспозиции открывает (конец XVIII – начало XIX века). В таком помещении мог находиться дежурный камердинер. Мебель красного дерева с накладками из латуни выполнена в стиле «жакоб».

Образцом для Портретной (1805-1810-е годы) стала соответствующая комната в усадьбе графа А.А.Аракчеева в Грузино. К сожалению, сама усадьба была полностью уничтожена в годы Великой Отечественной войны. Портретная оформлена в стиле раннего русского ампира, стены расписаны под полосатые обои.

Кабинет (1810-е годы) был обязательным атрибутом дворянской усадьбы. В представленном в экспозиции интерьере мебельный гарнитур сделан из карельской березы, письменный стол и кресло – из тополевого дерева. Окраска стен имитирует бумажные обои.

Столовая (1810-1820-е годы) – также выполнена в стиле ампир.

Спальня (1820-е годы) функционально разделена на зоны: собственно спальню и будуар. В углу находится киот. Кровать закрыта ширмой. В будуаре хозяйка могла заниматься своими делами – рукодельничать, вести переписку.

Будуар (1820-е годы) располагался рядом со спальней. Если позволяли условия, это была отдельная комната, в которой хозяйка дома занималась своими делами.

Прообразом Гостиной (1830-е годы) послужила гостиная П.В.Нащекина, друга А.С.Пушкина, с картины Н.Подклюшникова.

Кабинет молодого человека (1830-е годы) создан по мотивам пушкинского «Евгения Онегина» (интересно сравнить его с , которая стала прообразом дома Лариных из этого романа). Здесь видно стремление к удобству и комфорту, активно используются декоративные ткани. Постепенно исчезает лаконичность, присущая ампиру.

Интерьеры 1840-1860-х годов

40-е – 60-е годы XIX столетия – время господства романтизма. В это время пользуется популярностью историзм: псевдоготика, второе рококо, неогрек, мавританский, позднее – псевдорусский стили. В целом, историзм господствовал вплоть до конца XIX века. Интерьеры этого времени характеризуются стремлением к роскоши. В комнатах обилие предметов мебели, украшений и безделушек. Мебель делали преимущественно из ореха, розового, сахарданового дерева. Окна и двери закрывали тяжелые драпировки, столы покрывали скатертями. На полы стелили восточные ковры.

В это время становятся популярными рыцарские романы В.Скотта. Во многом под их влиянием возводятся усадьбы и дачи в готическом стиле (я уже писала об одной из них – ). В домах также устраивались готические кабинеты и гостиные. Готика выражалась в витражах на окнах, ширмах, экранах, в декоративных элементах отделки комнат. Для украшения активно использовалась бронза.

Конец 40-начало 50-х годов XIX века отмечены появлением «второго рококо», иначе называемого «а-ля Помпадур». Оно выразилось в подражании искусству Франции середины XVIII столетия. В стиле рококо были возведены многие усадьбы (например, погибающая ныне Николо-Прозорово под Москвой). Мебель изготовлялась в стиле Людовика XV: гарнитуры из розового дерева с бронзовыми украшениями, вставки из фарфора с росписью в виде букетов цветов и галантных сцен. В целом, комната походила на драгоценную шкатулку. Особенно это было характерно для помещений женской половины. Комнаты на мужской половине были более лаконичны, но также не лишены изящества. Часто они были отделаны в «восточном» и «мавританском» стиле. В моду вошли диваны-оттоманки, стены украшало оружие, на полах лежали персидские или турецкие ковры. В помещении также могли находиться кальяны, курильницы. Хозяин дома облачался в восточный халат.

Примером вышесказанного служит Гостиная (1840-е годы). Мебель в ней выполнена из ореха, в декоративной отделке прослеживаются готические мотивы.

Следующее помещение – Желтая гостиная (1840-е годы). Гарнитур, представленный в ней, был сделан для одной из гостиных Зимнего дворца в Санкт-Петербурге, предположительно, по рисункам архитектора А.Брюллова.

Туалетная молодой девушки (1840-1850-е годы) выполнена в стиле «ореховое рококо». Подобная комната могла быть как в столичном особняке, так и в провинциальной усадьбе.

В Кабинете-будуаре (1850-е годы) в стиле «второе рококо» представлена дорогая мебель «а-ля Помпадур», фанерованная розовым деревом, с вставками из золоченой бронзы и расписного фарфора.

Спальня молодой девушки (1850-1860-е годы) поражает своей пышностью, она также является образцом «второго рококо».

Интерьеры 1870-1900-х годов

Этот период характеризуется сглаживанием различий между дворянским и буржуазным интерьерами. Многие старые дворянские фамилии постепенно беднели, уступая влияние промышленникам, финансистам, людям умственного труда. Оформление интерьера в этот период начинает определяться финансовыми возможностями и вкусом владельца. Технический прогресс и развитие промышленности способствовали появлению новых материалов. Так, появилось машинное кружево, окна стали украшать тюлевыми занавесками. В это время появляются диваны новых форм: круглые, двусторонние, совмещенные с этажерками, полочками, жардиньерками т.п. Появляется мягкая мебель.

В 1870-е годы под влиянием Всемирной выставки в Париже 1867 году в моду входит стиль Людовика XVI. Второе рождение переживает стиль «буль», названный так по имени А.Ш.Буля, работавшего при Людовике XIV – мебель декорировалась черепахой, перламутром, бронзой. Комнаты этого периода украшаются фарфором русских и европейских заводов. Стены украшали многочисленные фотографии в ореховых рамках.

Основным типом жилища становится квартира в доходном доме. Ее оформление характеризовалось часто смешением стилей, сочетанием несочетаемых вещей лишь по общности цвета, фактуры и т.п. В целом, интерьер этого времени (как и архитектура в целом) носил эклектический характер. Комнаты подчас более напоминали выставочный зал, нежели жилое помещение.

Входит в моду псевдорусский стиль. Во многом этому способствовал архитектурный журнал «Зодчий». Загородные дачи часто строились в этом стиле (например, подмосковное ). Если же семья жила в квартире, в псевдорусском стиле могла быть отделана одна из комнат, как правило, столовая. Стены и потолок обшивались панелями из бука или дуба, покрывались резьбой. Часто в столовой стоял массивный буфет. В декоративном оформлении использовались мотивы крестьянских вышивок.

В конце 1890-х годов складывается стиль модерн (от фр. moderne — современный), выражающийся в отказе от подражания, прямых линий и углов. Модерн – это плавные изогнутые природные линии, новые технологии. Интерьер в стиле модерн отличается единством стиля, тщательным подбором предметов.

Малиновая гостиная (1860-1870-е годы) поражает своей пышностью и роскошью стиля Людовика XVI в сочетании со стремлением к удобству и комфорту.

Кабинет (1880-е годы) отличается эклектичностью. Здесь собраны разные, часто несочетаемые предметы. Подобный интерьер мог быть в доме престижного адвоката или финансиста.

Столовая (1880-1890-е годы) выполнена в русском стиле. Обязательным атрибутом было кресло «Дуга, топор и рукавицы» В.П.Шутова (1827-1887). После Всероссийской выставки в Петербурге в 1870 году они приобрели огромную популярность. Вскоре подобные предметы мебели с различными вариациями стали изготовлять и другие мастера.

Кленовая гостиная (1900-е годы) – прекрасный образец стиля модерн.

Таким образом, перед нашими глазами прошел весь XIX век: от ампира с его подражанием античной культуре в начале века, через увлечение стилями историзма в середине века, эклектики второй половины столетия и неповторимого, ни на что не похожего модерна на рубеже XIX-XX веков.

У садьбы - это удивительные по атмосфере места, где сохранился дух старины. Именитые владельцы, архитектурные шедевры, старинные парки, аллеи с многовековыми деревьями, тайны прошлого - все это неизменно влечет туристов. И даже руины могут быть интересными, ведь в этих каменных останках прежних дней сохранилась энергетика и история. Сегодня мы расскажем о 10 усадьбах. Возможно, в детстве вы проводили рядом с этими местами свои школьные каникулы, но даже и не подозревали, какие люди оставили здесь свой след. Перемещаемся в Поленово, Вороново, Середниково, Виноградово, Ясную Поляну, Абрамцево, Остафьево, Марфино, Горки и Ольгово.

Поленово

Здесь сохранились деревянный оштукатуренный двухэтажный дом, сооруженный в 1911–1912 годах архитектором Карстом по проекту Ивана Рыльского и соединенный остекленным переходом с кухонным флигелем; переделанный и надстроенный конный двор, скотный двор из трех двухэтажных корпусов. По другую сторону Дмитровского шоссе находится церковный комплекс. В него входят Владимирская церковь 1772–1777 годов (предполагаемые архитекторы храма - Василий Баженов или Матвей Казаков), современные колокольня и часовая башня - все в стиле классицизм; остатки кладбища с надгробиями XVIII–XIX веков.

Ясная Поляна

В Ясной Поляне и по сей день существует двухэтажный дом Льва Толстого 1800–1810 годов с пристройкой 1871 года (автор - тульский архитектор Гурьев). Природа тоже сохранена: березовая аллея, начинающаяся от двух въездных башен; липовый парк конца XVIII века; пейзажный «Нижний парк» из смешанных пород деревьев с каскадными прудами; яблоневые сады. К усадьбе прилегают входившие в имение старая дубово-липовая роща, еловые и березовые посадки, высаженные Львом и Софьей Толстыми.

Здесь же находится могила писателя . Недалеко от усадьбы, в селе Кочаки, около Никольской церкви, основанной в конце XVII века и капитально перестроенной во второй половине XIX века, находится некрополь - семейное кладбище Толстых.

Остафьево

В Остафьево сохранились построенные в 1801–1807 годах в стиле классицизм, предположительно, по проекту архитектора Ивана Старова, а возможно, и самого князя Андрея Вяземского, двухэтажные главный дом и соединенные с ним колоннадами боковые флигели. Здесь же находится Троицкая церковь 1778–1781 годов, возведенная в стиле классицизм; пейзажный липовый парк с главной аллеей и прудом, образованным запрудой реки Любучи. В парке установлены гранитные памятники - Николаю Карамзину, Василию Жуковскому , Александру Пушкину , все монументы созданы по проекту художника Николая Панова. Поблизости находится комплекс зданий суконной фабрики середины XVIII века, перестроенный в 1820-х годах архитектором Федором Шестаковым.

Абрамцево

В усадьбе в разные годы бывали Николай Гоголь , Иван Тургенев , Илья Репин , Валентин Серов . Сохранились деревянный одноэтажный с мезонином главный дом последней трети XVIII века в стиле классицизм с пристройками 1870-х годов; деревянная мастерская 1873 года (архитектор Виктор Гартман), теремок 1878 года (архитектор Иван Ропет), одноэтажный дом управляющего, деревянная одноэтажная дача Василия Поленова; Спасская церковь 1881–1882 годов в неорусском стиле, возведенная архитектором Павлом Самариным по эскизу Виктора Васнецова при участии Поленова; прилегающая к церкви часовня, созданная по проекту Васнецова; парк из смешанных пород деревьев с прудами на берегу реки Вори.

Марфино

В усадьбе бывал писатель Николай Карамзин, пьесы которого ставились в марфинском театре. В 1763–1780 годах при фельдмаршале графе Петре Салтыкове и его сыне - генерал-губернаторе Москвы графе Иване Салтыкове усадьба была перепланирована и перестроена; после разорения в 1812 году восстановлена крепостным архитектором Федором Тугаровым; центральная часть в 1832–1846 годах реконструирована архитектором Михаилом Быковским, придавшим усадьбе вид целостного ансамбля в стиле английской готики. До нас дошли главный дом и два флигеля; въездные ворота 1837–1839 годов; два двухэтажных здания псарен второй половины XVIII века в стиле классицизм; двухэтажный дом управляющего начала XIX века в стиле ампир; заброшенные конный двор и каретный сарай XVIII века; церковь Рождества Богородицы 1701–1707 годов в стиле барокко . Здесь же раскинулся липовый парк, благоустроенный в конце XIX века паркостроителем Арнольдом Регелем, - с беседками, прудами и «готическим» мостом через пруд.

Горки

В Горках можно увидеть двухэтажный главный дом и парные флигели; оранжерею; сооруженный на рубеже XIX–XX веков архитектором Федором Кольбе хозяйственный корпус, состоящий из конюшни, каретника и прачечной с водонапорной башней; липовый парк конца XVIII века; пейзажный парк XIX–XX веков на склоне к реке Туровке из смешанных пород деревьев с Малым и Большим прудами, гротом, мостиками и двумя беседками-ротондами. Несколько в стороне находится двухэтажный деревянный оштукатуренный флигель. В 1920–30-х годах он использовался как школа.

Ольгово

Когда-то здесь бывал Лев Толстой. Это очень красивое место, особенно осенью, когда подъезд к храму украшает упавшая листва. Сохранились руинированный главный дом, в основе которого лежит здание начала XVIII века, расширенное в 1786 году архитектором Франческо Кампорези. Невероятно величественна Введенская церковь 1751 года с колокольней и приделами 1828 года, увеличенными в 1892 году архитектором Иваном Мейснером. Сохранились некоторые липовые деревья, посаженные во второй половине XVIII века.

Предисловие

В отечественном культурном наследии русской дворянской усадьбе принадлежит особое место. Без внимания, понимания и любви к этому феномену нет и не может быть понимания отечественной истории, любви к России.

Русская усадьба – поразительно емкое понятие. Именно она, будучи хорошо изученной, дает наглядное представление буквально обо всех процессах, происходивших в истории и культуре России в XVII – XIX веках. Как в капле воды отражается весь окружающий мир, так и в дворянской усадьбе отражается весь мир российской истории, весь мир российской культуры.

Одним из высоких проявлений русской усадебной культуры по праву признана архитектура. Однако не одна она «делает лицо» русской дворянской усадьбы.

Русская усадьба – это уникальный по своим общественным функциям центр экономической, политической и культурной жизни нескольких поколений наших соотечественников.

В печати не раз фигурировали цифры, помогающие оценить если не качественную, то хотя бы количественную характеристику этого уникального явления мировой культуры. Одни исследователи считают, что усадеб было 50 тысяч, другие называют цифру в два раза большую. Истина, по-видимому, где-то посредине.

Воображение подсказывает, как лет 100 – 150 назад выглядел «культурный ландшафт» нашей страны. Наряду с малыми и большими городами, деревнями и селами, крепостями и монастырями, усадьбы играли едва ли не главную роль в этом ландшафте. Там, где усадьба, – там господские особняки и службы, флигели и оранжереи, парки и пруды, аллеи и пристани.

В состав каждого усадебного комплекса входит как историко-культурный, так и природный компонент, имеющий достаточно сложную структуру. Ее элементами выступают регулярные и пейзажные парки, сады и цветники.

К тому же широкое распространение получили оранжереи, где выращивались экзотические южные растения. В некоторых усадьбах, таких, как, к примеру, Архангельское или Кусково, встречались зверинцы, ставшие в России прообразами зоопарков.

Рекреационные возможности русских усадеб ценились еще в XIX веке. Представители дворянского сословия с помощью лучших русских и зарубежных архитекторов, устроителей парков, садовников создавали идеальные условия для повседневной жизни, творческой деятельности и полноценного отдыха. Русская усадьба была не только притягательна красотой своих архитектурных сооружений и тенистых парков и проявлением заботы о гостях. Хозяева отличались хлебосольством и гостеприимством. Во многих имениях были «дома для гостей» – не что иное, как малые гостиницы, процветал культ русской кухни, здесь были идеальные условия для занятий спортом, охотой. Словом, если изучать отечественные традиции отдыха, спорта, рекреации, гостиничного и ресторанного хозяйства, то искать их надо в истории русской дворянской усадьбы.

Всякая дворянская усадьба – это в определенной степени музей, поскольку в ее стенах столетиями накапливались огромные исторические и художественные ценности – картины, книги, гравюры, мебель, фарфор, семейные архивы. Все это собиралось и веками бережно хранилось. В барских особняках таились несметные, составленные несколькими поколениями просвещенных людей собрания книг, рукописей, картин, мебели, оружия, фарфора... Настоящие «сельские эрмитажи»!

А люди, которые жили в усадьбах! Как много среди них было по-настоящему талантливых писателей, поэтов, композиторов, художников! Да просто честных, порядочных, энергичных людей!

Между тем самих усадеб, усадебных построек, парков, прудов становится все меньше и меньше. Следы усадебной культуры, достигшей своего расцвета к середине XIX века, усердно стирались в пореформенное время, нещадно уничтожались в годы первой русской революции, в двадцатые годы. Каждое десятилетие XX века внесло свою лепту в этот безумный и беспощадный процесс.

Защищать русскую усадьбу некому. Лишенная настоящих владельцев, она обречена на окончательную гибель. И никакие «меры», никакие «заклинания» ей, увы, не помогут. Спасти усадьбу нельзя. Зато ее можно изучать.

И это изучение, однажды начавшись, по-видимому, будет продолжаться всегда.

На первых порах заманчиво хотя бы мысленно реконструировать навсегда ушедший усадебный мир. Порой кажется, что это невозможно: вихрь XX века стер с лица земли многие усадьбы, не оставив ни рисунков, ни чертежей, ни фотографий.

От многих барских особняков, как говорится, следа не осталось. Но, к счастью, сохранились библиотеки, музеи, архивы, в которых собрано немало памятников былой усадебной культуры. Причем многие из этих памятников не просто «пылятся в забвении», но живут вместе с нами, питая нас самым главным – духовной пищей, вселяя в нас гордость за деяния минувших поколений, позволяя еще и еще раз испытать ни с чем не сравнимую радость от соприкосновения с произведениями талантливых зодчих, художников, скульпторов, поэтов, музыкантов, актеров – всех тех, для кого русская усадьба была не столько «памятником архитектуры», сколько родным домом, «малой родиной».

Именно усадьбы в значительной степени определяют «национальное лицо» нашей страны на мировом туристском рынке. Нигде в мире усадебная культура не занимает столь почетного места, как в России. Можно сказать: «Если хочешь получить представление о великой русской культуре, получи представление о десяти – пятнадцати дворянских усадьбах».

Книга, которую читатель держит в руках, хороша уже тем, что фокусирует внимание на «живой» русской усадьбе, стремится показать разные стороны ее бытия. Она изобилует интереснейшим фактическим материалом. Этот материал необходим для изучения былой усадебной культуры. А если будут знания, откроется возможность по-настоящему глубоко оценить и полюбить это явление. Ибо нельзя любить того, о чем не имеешь ни малейшего представления.

В конце концов русскую усадьбу погубили не столько войны и революции, сколько обычные темнота и невежество, неумение и нежелание видеть что-то значительное совсем рядом: «Лицом к лицу лица не увидать».

Перед нами увлекательный рассказ о буднях русской дворянской усадьбы позапрошлого века.

На чем строится этот рассказ? На многочисленных свидетельствах очевидцев. Усадьбе повезло: свидетелями ее расцвета и многообразной жизни стали десятки талантливейших русских писателей: Н. В. Гоголь, А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский, М. Е. Салтыков-Щедрин, И. С. Тургенев... Не будет преувеличением сказать, что усадьба не только их приютила, но стала тем могучим импульсом, что сопровождал их всю творческую жизнь... Усадьба – своего рода колыбель русской классической литературы, а при внимательном изучении – и русской поэзии, и русской драматургии, и русской живописи.

Жизнь русской усадьбы - яркое явление отечественной культуры, взращенное на русской почве, живое воплощение национальных культурных традиций. Вместе с тем это и культурное достояние всего человечества.

Вероятно, эту книгу следует расценивать не как итог, а как этап в изучении русских дворянских гнезд. И следует подчеркнуть, что это – очень важный и ответственный этап.

А. И. Фролов

Более тридцати лет прошло после Великой реформы, но по-прежнему оставались на слуху те прежние выражения, обороты речи, присказки и церемонно-величественный тон приветствий при встречах. Особое внимание тогда, в конце XIX столетия, привлекали, конечно, сами люди той давней поры. Эдакие редеющие островки совершенно иного мироощущения.

Так чем же они отличались от последующих поколений? Такой барин умел всегда прекрасно держаться, при любых жизненных ситуациях. Он был доброжелателен, стеснителен и добр.

Молодость таких людей пришлась на дореформенную пору. За эти десятилетия минуло множество событий, изменивших не только мир, но и самих людей, причем далеко не в лучшую сторону. А вот эта небольшая когорта, бережно и мудро выпестованная своими отцами и дедами, познавшими дымы Бородина и радость взятия Парижа, как-то легко и исподволь смогла донести и собственным детям этот «лучезарный восторг бытия».

«Дедушке, насколько я помню его, было уже за 60 лет, но как он был еще бодр и свеж тогда! Точно вижу его, неизменно веселого, игривого, смеющегося и готового шутить: он был высок ростом, плотный и прекрасно сложённый, и не имел ничего старческого во всей своей красивой особе; одет солидно, но почти щеголевато. Глядя на его прекрасное, открытое лицо, обрамленное серебристо-белыми волосами, – невольно залюбуешься на этот несуществующий уже тип старого барина.

Дедушку нельзя было назвать крепостником; он никого не теснил, не угнетал и не мучил; никто не страдал под его кровом; и он, помещик, среди барской своей обстановки, окруженный сонмом крепостных Лёвок, Фомок, Васек, бывало, и сам смеется и хочет, чтобы все кругом его смеялись: и старик Лёвка, и казачок Васька.

Только во время грозы не смеялся дедушка; унылый, подавленный тоскою, он не находил себе места в целом доме и был как-то по-детски беспомощен и жалок. Его уже не забавляли шутки, не тешили потехи и общество тяготило; но и в подобные минуты душевное настроение его не проявлялось наружу нервным раздражением, капризами или старческим брюзжанием: он только уединялся в свою комнату, где его слышали ходящим взад и вперед тяжелыми шагами; по временам он испускал тяжелые вздохи и громко молился. Но проходила гроза, и дедушка стряхивал с себя уныние и слабость и с первыми лучами солнца выходил из своей комнаты розовый, улыбающийся, здоровый, с шуткой на устах.

Весь дом деда был полон проживавшими тут бесприютными, бессемейными, обездоленными, праздными и ищущими дела или насущного хлеба. Всех их помещал у себя дедушка, кормил, поил и одевал их, дразнил и жаловал; он умел давать и творить добро, и его кусок хлеба не был горек, его благодеяния не тягостны. Все эти проживавшие у него: старушки, сиротки, голодные и беззащитные, сошлись под его кровом, потому что нужда, горе или неумение трудиться загнали их к его теплому очагу; их приняли без расспросов, накормили, напоили, одели, обули и поместили в теплый угол, на бессрочное жительство – и они сразу почувствовали себя здесь под крылышком или, как говорится, у Христа за пазухой.

Хорошо жилось им у дедушки, да и ему было любо среди всей этой братии, сошедшейся здесь с разных концов света и увеселявшей его своими разнообразными беседами. А сколько безродных старушек похоронил дедушка на свой счет, скольких сирот призрел и воспитал и пристроил, сколько дворянчиков определил к месту, всегда продолжая и впоследствии принимать их у себя в доме наравне с другими гостями и домочадцами, никогда не давая им чувствовать своих милостей и не переставая поддерживать их. За все это можно было повеселиться его веселием и порадоваться его потехе, извиняя и шутки его.

Вот образчик дедушкиных потех: в числе проживавших у него пансионерок из роду бедных дворян была, между прочим, одна заштатная повивальная бабушка. Однажды вечером она, ранее обыкновенного, ушла к себе в комнату, где она, поглядывая в окно, тревожно прислушивалась к малейшему шороху в ожидании посланца от одной соседки-помещицы, заранее пригласившей ее для своих родов. По соображению бабушки, роды предстояли трудные. Дедушка, по обыкновению, был посвящен и в эти тревоги и задумал сыграть шутку для общего увеселения. Вечер был зимний, нескончаемый, гостей новых не прибыло, а свои понаскучить успели; а на дворе завывала вьюга, зги не видать было. Вдруг докладывают, что приехали за бабушкой-повитухой от родильницы. Старушка бережно сложила свой чулок, за вязанием которого ее застали, помолилась перед иконами и даже положила несколько земных поклонов; не спеша оделась, укуталась и вышла на подъезд садиться в сани. Не заметила она за вьюгой, слепившей ей глаза, что и сани, и люди, и лошади были дедушкины; крестясь и охая уселась, уткнула нос в ветхий салопишко и поехала, шепча молитву о благополучном исходе благого дела.

Не заметила она, как ее трижды обвезли вокруг дома и лихо подкатили к парадному, ярко освещенному подъезду, на котором ее встретил и сам помог ей выбраться из саней сияющий удовольствием дедушка, окруженный многочисленной прислугой, с фонарями и со свечами в руках, между тем как один из музыкантов наигрывал на скрипке известный в то время марш: «Ты возвратился благодатный, наш кроткий Ангел, друг сердец», сочиненный в честь государя Александра I. Потеха кончилась тем, что и бабушка засмеялась, пригрозив дедушке пальцем, и обозвала его старым греховодником.

Впрочем, не одни бедные и бесприютные ютились около богатого и хлебосольного барина: дед был умен и чрезвычайно любил общество разумных людей. Сам того не замечая, он был истинным меценатом своего времени, чутьем отыскивая талантливых людей и давая им возможность выбиться на свет из мрака невежества и неизвестности. Он ценил поэзию и литературу, искусства и художества, сочувственно тепло относился к талантам, дорожа ими в своих гостях выше чинов и титулов. Много перебывало у него в доме писателей, музыкантов, поэтов, художников; все они подолгу гостили у дедушки, пользуясь его милым обществом и широким гостеприимством.

В числе многих выдающихся личностей, отдыхавших от суеты мирской в доме моего деда, был известный малороссийский писатель Котляревский, сроднившийся не только с самим гостеприимным хозяином, но и со всем его штатом. Здесь написал он свою «Наталку-Полтавку», как художник создавая все действующие лица по образцам окружавших его. Вся оперетта взята прямо с натуры; все лица, действующие в ней, – художественные портреты дедушкиной дворни и его домочадцев. Но ничто так не тешило дедушку, как по вечерам чтение самим Котляревским известной поэмы Энеиды, на малороссийском языке, написанной им здесь.

Так проводил время в своем родовом поместье Шадееве дед мой, выйдя в отставку после долговременной и полезной службы отечеству. Кроме приятных бесед и чтения, устраивались зимою и музыкальные вечера, очень часто оканчивавшиеся танцами, в которых принимали участие все, не исключая и самого хозяина; составлялись хоры, иногда разыгрывались драматические произведения на подмостках домашнего театра труппой доморощенных актеров; а в заключение – ужин, по обилию блюд не уступающий обеду, с возлиянием наливок, запеканок и всевозможных спотыкачей» (Мельникова А Воспоминания о давно минувшем и недавно былом. Из записной книжки 1893-1896. Полтава; М., 1898) [Здесь и далее орфография и стиль автора полностью сохранены. (Прим. авт.)].

Однако помимо упомянутых господ – умных, приятных в общении и добрых в деле, существовали и самые ординарные персоны, достаточно бесцветные в своей собственной жизни. При этом одни из них, живя незатейливой жизнью, старались как-то украсить ее. К примеру, принимали частенько гостей. Но даже и при великом радушии и прекрасном угощении мало что могли предложить им, кроме карточных игр да рассказанных историй из давних времен, когда они были слишком молоды и слишком ветрены, в чем теперь уже можно было сомневаться.

Другие же при своей бесцветности отличались еще и скупостью. Дома у себя старались никого не принимать. В округе, среди помещиков и крестьян слыли скрягами и не вызывали никакого к себе уважения. Но если же оказывались по необходимости на людях, требовали к собственной персоне повышенных знаков внимания. Доходило и до курьезов: так, находясь в общественных местах, громко и неплохо поставленным голосом провозглашали (причем совершенно незнакомым людям) свои чины и звания.

Хозяйство этих помещиков, хотя и велось не лучшим образом, все-таки давало какой-то доход, но о нововведениях не было и речи. Не хватало ни ума, ни размаха, ни культуры.

Сравнительно много в России было помещиков мятущихся, хватающихся за новые идеи землепользования. Однако каждодневного упорства им явно недоставало: все пускалось на самотек. Если в предреформенные годы и существовало немало добротных, хорошо организованных помещичьих хозяйств средней руки, то уже к концу XIX столетия большинство усадеб влачило жалкое существование. Но, что удивительно, бесшабашность ведения дел, подводящая к однодворству, а затем и к бедности помещика, совсем не уменьшала его амбиций. И быстро разрушающаяся барская экономия не меняла его отношение к жизни. Он по-прежнему оставался ершистым, щеголеватым и высокомерно-задиристым.

«...Сперва опишу вам отставного генерал-майора Вячеслава Илларионовича Хвалынского. Представьте себе человека высокого и когда-то стройного, теперь же несколько обрюзглого, но вовсе не дряхлого, даже не устарелого, человека в зрелом возрасте, в самой, как говорится, поре. Правда, некогда правильные и теперь еще приятные черты лица его немного изменились, щеки повисли, частые морщины лучеобразно расположились около глаз, иных зубов уже нет, как сказал Саади, по уверению Пушкина; русые волосы, по крайней мере все те, которые остались в целости, превратились в лиловые благодаря составу, купленному на Роменской конной ярмарке у жида, выдававшего себя за армянина; но Вячеслав Илларионович выступает бойко, смеется звонко, позвякивает шпорами, крутит усы, наконец называет себя старым кавалеристом, между тем как известно, что настоящие старики сами никогда не называют себя стариками. Носит он обыкновенно сюртук, застегнутый доверху, высокий галстух с накрахмаленными воротничками и панталоны серые с искрой, военного покроя; шляпу же надевает прямо на лоб, оставляя весь затылок наружи. Человек он очень добрый, но с понятиями и привычками довольно странными. Например: он никак не может обращаться с дворянами небогатыми или нечиновными, как с равными себе людьми. Разговаривая с ними, он обыкновенно глядит на них сбоку, сильно опираясь щекою в твердый и белый воротник, или вдруг возьмет да озарит их ясным и неподвижным взором, помолчит и двинет всею кожей под волосами на голове; даже слова иначе произносит и не говорит, например: «Благодарю, Павел Васильич», или: «Пожалуйте сюда, Михайло Иваныч», а: «Боллдарю, Палл Асилич», или: «Па-ажалте сюда, Михал Ваныч». С людьми же, стоящими на низших ступенях общества, он обходится еще страннее: вовсе на них не глядит, и прежде чем объяснит им свое желание, или отдаст приказ, несколько раз кряду, с озабоченным и мечтательным видом, повторит: «Как тебя зовут?., как тебя зовут?», ударяя необыкновенно резко на первом слове «как», а остальные произнося очень быстро, что придает всей поговорке довольно близкое сходство с криком самца-перепела. Хлопотун он и жила страшный, а хозяин плохой: взял к себе в управители отставного вахмистра, малоросса, необыкновенно глупого человека... В карты играть он любит, но только с людьми звания низшего; они-то ему: «Ваше превосходительство», а он-то их пушит и распекает, сколько душе его угодно. Когда ж ему случится играть с губернатором или с каким-нибудь чиновным лицом – удивительная происходит в нем перемена: и улыбается-то он, и головой кивает, и в глаза-то им глядит – медом так от него и несет... Даже проигрывает и не жалуется. Читает Вячеслав Илларионыч мало, при чтении беспрестанно поводит усами и бровями, сперва усами, потом бровями, словно волну снизу вверх по лицу пускает... На выборах играет он роль довольно значительную, но от почетного звания предводителя по скупости отказывается. «Господа, – говорит он обыкновенно приступающим к нему дворянам, и говорит голосом, исполненным покровительства и самостоятельности, – много благодарен за честь; но я решился посвятить свой досуг уединению». И, сказавши эти слова, поведет головой несколько раз направо и налево, а потом с достоинством наляжет подбородком и щеками на галстух,.. и сам генерал Хвалынский о своем служебном поприще не любит говорить, что вообще довольно странно; на войне он тоже, кажется, не бывал. Живет генерал Хвалынский в небольшом домике, один; супружеского счастья он в своей жизни не испытал; и потому до сих пор еще считается женихом, и даже выгодным женихом... На разъездах, переправах и в других тому подобных местах люди Вячеслава Илларионыча не шумят и не кричат; напротив, раздвигая народ или вызывая карету, говорят приятным горловым баритоном: «Позвольте, позвольте, дайте генералу Хвалынскому пройти», или: «Генерала Хвалынского экипаж...» Экипаж, правда, у Хвалынского формы довольно странной; на лакеях ливрея довольно потертая (о том, что она серая с красными выпушками, кажется, едва ли нужно упоминать); лошади тоже довольно пожили и послужили на своем веку; но на щегольство Вячеслав Илларионыч притязаний не имеет и не считает даже званию своему приличным пускать пыль в глаза... Дома он у себя никого не принимает и живет, как слышно, скрягой...» (Тургенев И. С. Два помещика).

Предисловие

Русская усадьба — поразительно емкое понятие. Именно она, будучи хорошо изученной, дает наглядное представление буквально обо всех процессах, происходивших в истории и культуре России в XVII—XIX веках. Как в капле воды отражается весь окружающий мир, так и в дворянской усадьбе отражается весь мир российской истории, весь мир российской культуры.

Русская усадьба — это уникальный по своим общественным функциям центр экономической, политической и культурной жизни нескольких поколений наших соотечественников.

Воображение подсказывает, как лет 100—150 назад выглядел «культурный ландшафт» нашей страны. Наряду с малыми и большими городами, деревнями и селами, крепостями и монастырями, усадьбы играли едва ли не главную роль в этом ландшафте. Там, где усадьба, — там господские особняки и службы, флигели и оранжереи, парки и пруды, аллеи и пристани.

Рекреационные возможности русских усадеб ценились еще в XIX веке. Представители дворянского сословия с помощью лучших русских и зарубежных архитекторов, устроителей парков, садовников создавали идеальные условия для повседневной жизни, творческой деятельности и полноценного отдыха. Русская усадьба была не только притягательна красотой своих архитектурных сооружений и тенистых парков и проявлением заботы о гостях. Хозяева отличались хлебосольством и гостеприимством. Во многих имениях были «дома для гостей» — не что иное, как малые гостиницы, процветал культ русской кухни, здесь были идеальные условия для занятий спортом, охотой. Словом, если изучать отечественные традиции отдыха, спорта, рекреации, гостиничного и ресторанного хозяйства, то искать их надо в истории русской дворянской усадьбы.

Всякая дворянская усадьба — это в определенной степени музей, поскольку в ее стенах столетиями накапливались огромные исторические и художественные ценности — картины, книги, гравюры, мебель, фарфор, семейные архивы. Все это собиралось и веками бережно хранилось. В барских особняках таились несметные, составленные несколькими поколениями просвещенных людей собрания книг, рукописей, картин, мебели, оружия, фарфора… Настоящие «сельские эрмитажи»!

И это изучение, однажды начавшись, по-видимому, будет продолжаться всегда.

От многих барских особняков, как говорится, следа не осталось. Но, к счастью, сохранились библиотеки, музеи, архивы, в которых собрано немало памятников былой усадебной культуры. Причем многие из этих памятников не просто «пылятся в забвении», но живут вместе с нами, питая нас самым главным — духовной пищей, вселяя в нас гордость за деяния минувших поколений, позволяя еще и еще раз испытать ни с чем не сравнимую радость от соприкосновения с произведениями талантливых зодчих, художников, скульпторов, поэтов, музыкантов, актеров — всех тех, для кого русская усадьба была не столько «памятником архитектуры», сколько родным домом, «малой родиной».

Именно усадьбы в значительной степени определяют «национальное лицо» нашей страны на мировом туристском рынке. Нигде в мире усадебная культура не занимает столь почетного места, как в России. Можно сказать: «Если хочешь получить представление о великой русской культуре, получи представление о десяти — пятнадцати дворянских усадьбах».

Перед нами увлекательный рассказ о буднях русской дворянской усадьбы позапрошлого века.

На чем строится этот рассказ? На многочисленных свидетельствах очевидцев. Усадьбе повезло: свидетелями ее расцвета и многообразной жизни стали десятки талантливейших русских писателей: Н. В. Гоголь, А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский, М. Е. Салтыков-Щедрин, И. С. Тургенев… Не будет преувеличением сказать, что усадьба не только их приютила, но стала тем могучим импульсом, что сопровождал их всю творческую жизнь… Усадьба — своего рода колыбель русской классической литературы, а при внимательном изучении — и русской поэзии, и русской драматургии, и русской живописи.

Жизнь русской усадьбы — яркое явление отечественной культуры, взращенное на русской почве, живое воплощение национальных культурных традиций. Вместе с тем это и культурное достояние всего человечества.

Вероятно, эту книгу следует расценивать не как итог, а как этап в изучении русских дворянских гнезд. И следует подчеркнуть, что это — очень важный и ответственный этап.

А. И. Фролов

Введение

Прежде чем повести разговор об усадебной жизни русского дворянства в XIX столетии, вспомним историю появления самих дворян-помещиков и их родовых гнезд, разбросанных в свое время по всей великой России.

Поместные дворяне ведут свое начало от служилых людей, «испомещавшихся», то есть получавших в пользование землю (поместье) за несение гражданской, но в основном военной службы. Первоначально эта служба была пожизненной, начиная с пятнадцатилетнего возраста, а поместье не подлежало продаже, обмену и наследованию. Постепенно поместья становятся наследственными, а с 1714 года — собственностью помещиков.

Поскольку получаемые земли требовали заботы их владельцев, указ 1727 года разрешал отпускать две трети офицеров и урядников в их поместья для приведения хозяйства в порядок. Следующим шагом к возникновению того, что в дальнейшем получило название «русская усадьба», было ограничение срока службы дворянства 25 годами (1736), а также разрешение оставлять в поместьях одного из отпрысков для ведения дел в имениях.

В 1740 году дворянам было позволено выбирать между военной и гражданской службой. С этого времени формируется слой поместного дворянства, который постоянно живет в своих имениях.

Манифест 18 февраля 1762 года «О вольности дворянской» полностью освободил дворян от обязательной военной службы.

Юридическое оформление этого дворянского сословия окончательно завершено губернской реформой 1775 года и Жалованной грамотой дворянству 1785 года, которая в развитие манифеста дала ему значительные личные, имущественные и сословные привилегии. Эта грамота определяет понятие дворянства как «следствие, истекающее от качества и добродетели начальствовавших в древности мужей, отличивших себя заслугами, чем, обращая самую службу в достоинство, приобрели потомству своему нарицание благородное».

Получившее вольность дворянство в основном состояло из дворян, владевших 20 душами крепостных. Таких было 59 процентов сословия. Вторую группу составляли дворяне, имевшие от 20 до 100 душ, их было 25 процентов. 16 процентов приходилось на помещиков, в хозяйствах которых было свыше 100 душ крепостных.

К середине же XIX века (по данным переписи 1858 года) благосостояние дворянства значительно выросло. До 39,5 процента сократилась доля дворян первой группы (до 20 душ крепостных), зато увеличилось до 34,2 процента число дворян второй группы (20—100 душ), а также владевших от 101 до 1000 крепостных (21,5 процента). Крупных же землевладельцев, у которых насчитывалось более тысячи крепостных, было сравнительно немного — всего 1,3 процента. Беспоместные дворяне составляли 3,5 процента дворянского сословия.

Освобожденные от обязательной военной службы дворяне получили возможность заниматься обустройством своих поместий, которые становятся не только источником средств к существованию, но постепенно уже к первой четверти XIX века превращаются в особое явление русской культуры, аккумулирующее энергию живущих в них людей и распространяющее свое влияние на окружающую провинциальную жизнь.

Роль и место усадьбы в провинциальной жизни во многом зависели от того, насколько она была обжита. Там, где барщинная запашка давала приличные доходы, помещики старались наблюдать за ведением хозяйства лично. А потому, приезжая из города, селились в усадьбе. Это относилось прежде всего к среднепоместным владельцам.

Они проводили в таких усадьбах время с ранней весны и до поздней осени. В город же перебирались только лишь на зиму.

Дворяне, имевшие менее 20 душ, обычно не служили либо после кратковременной службы навсегда поселялись в деревне.

Такие усадьбы, как правило, из-за недостатка средств и часто невысокого уровня образования владельцев не могли претендовать на какую-либо роль в жизни провинции, ее культуре. Очень скоро оставляли службу дворяне, у которых было от 21 до 100 душ. Местом их постоянного пребывания также становилась деревня.

Наиболее активной и влиятельной группой было среднее дворянство, имевшее от 100 до 1000 душ крепостных крестьян. В 1858 году в 37 губерниях собственно России в их владении находилось в среднем по 470 душ крепостных, которых хватало, чтобы ни от кого не зависеть и давать себе и своим детям современное образование. Многие из них поступали на несколько лет на военную службу. Именно они собирали библиотеки и были в курсе международных новостей.

Предпочитая жить в городе, лето они проводили в своих поместьях, что укрепляло их связи с деревней и ее обитателями. Эта группа служила своеобразным мостом между деревенской культурой России и современного Запада, и из ее рядов вышло большинство видных политических и интеллектуальных деятелей царской России. Изображение такой провинциальной дворянской семьи (скорее скромного достатка) находим в автобиографической повести С. Т. Аксакова «Семейная хроника».

Дворян среднего достатка больше всего интересовала культура — литература, театр, живопись, музыка, история, общественно-политические теории. Русская культура в большой степени порождена именно этим слоем дворянства в 18—19 тысяч семей, из чьих рядов и вышли таланты.

Усадьба создавала свой неповторимый мир. Именно она связывалась с понятием родины, пусть и малой. Питала воспоминания детства. Была также, как правило, и последним прибежищем для владельцев.

Есть милая страна, есть угол на земле,

Куда, где б ни были: средь буйственного стана,

В садах Армидиных, на быстром корабле,

Браздящем весело равнины океана,

Всегда уносимся мы думою своей;

Где, чужды низменных страстей,

Житейским подвигам предел мы назначаем,

Где мир надеемся забыть когда-нибудь.

И вежды старые сомкнуть

Последним, вечным сном желаем.

Е. Баратынский

Сложившийся тип помещичьей усадьбы XVIII—XIX веков представлял собой комплексный архитектурно-парковый ансамбль, который включал обычно барский дом с флигелем (или флигелями), обслуживающие постройки — конюшни, оранжереи, сараи; парк, а в крупной усадьбе еще и церковь, порой более раннего времени. Зачастую и сам усадебный дом возводился на месте старых боярских хором. Такой состав был характерен как для подмосковных крупных усадеб, так и для рядовых имений.

Разнообразны композиция и масштабы жилых усадебных домов, зависящих от уровня благосостояния и культуры владельца. Встречаются трехчастный план с подъездным двором (Городня под Калугой, Пехра-Яковлевское под Москвой), центрические построения (Талицы под Петербургом). Иногда дом проектируется с подчеркнуто плоскостными фасадами (Николо-Погорелое в Смоленской области), чаще с колоннадами.

Но везде обязательным дополнением к усадебному дому служили флигели. По большей части их бывало два. Один для гостей, а другой — для молодой поросли рода.

Художественное значение приобретают и некоторые хозяйственные строения, включаемые в ансамбль двора или парка, например конный двор в селе Красном Рязанской области.

Примером зажиточной усадьбы может служить усадьба в Спасском-Лутовинове, построенная отставным секунд-майором Иваном Ивановичем Лутовиновым, дядей матери И. С. Тургенева. Работы по устройству усадьбы были начаты на рубеже XVIII—XIX столетий, продолжались более десяти лет и явились делом жизни И. И. Лутовинова. Центром усадьбы стал двухэтажный деревянный дом с портиком, украшенным колоннами, пятиаршинными светлыми окнами и залом «в два света». С обеих сторон к дому примыкали каменные галереи «в полуциркульном виде», которые заканчивались деревянными постройками-флигелями. Возле дома располагались кладовые, погреба, ледники; далее — флигели для дворовых. За домом находились конный, скотный и птичий дворы. Перед фасадом дома — пышные цветники с фигурными клумбами из тюльпанов, лилий, левкоев, мальв, резеды. Въездная и выездная дороги окаймлялись рабатками махровых роз. Возле въезда в усадьбу была выстроена каменная церковь. Дом окружал парк, разбитый на 40 гектарах.

В первой четверти XIX века масштабы усадебного строительства в сравнении с предыдущим периодом сокращаются. Композиция усадеб упрощается, парки становятся меньше, церкви строятся лишь изредка. Усадебные дома часто возводятся из дерева и не штукатурятся (Панское в Калужской области, имение Зыковых под Угличем, Шахматове в Подмосковье).

Типичным для среднего дворянства усадебным домом можно считать дом в усадьбе А. Блока в Шахматове. По воспоминаниям М. А. Бекетовой он был «одноэтажный, с мезонином — в стиле среднепомещичьих усадеб 20-х или 30-х годов XIX века. Уютно и хорошо расположенный, он был построен на кирпичном фундаменте из великолепного соснового леса, с тесовой обшивкой серого леса и железной зеленой крышей».

В облике среднепоместных усадеб продолжают сохраняться устойчивые черты русского классицизма, хотя в некоторых проектах и проскальзывают новые композиционные приемы, те, что архитекторы величают зодчеством эпохи романтизма («псевдо- и неоготика»). Однако все провинциальные архитекторы, как правило, используют уже наработанные, типовые, стандартные решения при строительстве усадебных зданий. К тому же сложные сооружения, их декорирование воспринимались в среде губернского дворянства как непомерная да, пожалуй, и ненужная роскошь.

И все же усадьбы продолжают прихорашиваться. Даже те, кто не имеет достаточных средств на новое капитальное строительство, не остаются в стороне от веяний моды.

Постепенно уходят в прошлое дома, подобные описанному И.С. Тургеневым:

Старинный дом, нахмуренный и черный,

Раскрашенный приходским маляром…

Широкий, низкий, с крышей безобразной,

Подпертый рядом жиденьких колонн…

Свидетель буйной жизни, лени праздной

Двух или трех помещичьих племен.

Их место занимают иные постройки, о чем свидетельствует известный историк XIX века граф М. Д. Бутурлин: «С архитектурной) утонченностью нынешних вообще построек, при новых понятиях о домашнем комфорте исчезли повсюду эти неказистые дедовские помещичьи домики, все почти серо-пепельного цвета, тесовая обшивка и тесовые крыши коих никогда не красились…

В более замысловатых деревенских постройках приклеивались, так сказать, к этому серому фону четыре колонны с фронтонным треугольником над ними. Колонны эти были у более зажиточных оштукатуренные и вымазанные известью так же, как и их капители; у менее достаточных помещиков колонны были из тощих сосновых бревен без всяких капителей.

Входное парадное крыльцо, с огромным выдающимся вперед деревянным навесом и двумя глухими боковыми стенами в виде пространной будки, открытой спереди».

Усадебные дома в имениях вблизи крупных городов вполне отвечали требованиям взыскательного вкуса. В глубинке же, да еще и в исполнении доморощенных архитекторов и строителей, барский дом отличался не только милым провинциальным упрощенчеством, но и желанием помещика на свой лад преподнести, пусть и наивно, свой, «личный классицизм», «…взору представали упрощенные формы и детали или гладкие плоскости ничем не украшенных стен, порождавшие известный провинциализм с его несуразным соединением тех или иных элементов. С одной стороны, он раздражал несовершенством исполнения, с другой — в нем сказывались черты особого понимания форм архитектуры классицизма, наивность, сопряженная с непосредственностью», — пишет автор книги «Архитектура в старой русской провинции» А. Н. Акиньшин.

Внутреннее устройство таких барских домов, по свидетельству историка М. Д. Бутурлина «было совершенно одинаково везде, оно повторялось без всяких почти изменений в Костромской, Калужской, Орловской, Рязанской и прочих губерниях и было следующее.

В будке парадного крыльца была боковая дверь в ретирадное место (всегда, конечно, холодное), и потому вход в дом не всегда отличался благовонием. После передней был длинный зал, составляющий один из углов дома, с частыми окнами в двух стенах и потому светлый, как оранжерея.

В глухой капитальной стене зала было двое дверей; первая, всегда низкая, вела в темный коридор, в конце коего была девичья и черный выход во двор.

Вторая такого же размера дверь вела из гостиной в кабинет или в хозяйскую спальню, составляющую другой угол дома. Эти две комнаты и поперечная часть зала были обращены к цветнику, а за неимением такового — к фруктовому саду; фасад же этой части дома состоял из семи огромных окон, два из них были в зале, три — в гостиной (среднее, впрочем, превращалось летом в стеклянную дверь со спуском в сад), а остальные два окна — в спальне».

Усадебная меблировка, как правило, была также одинакова во всех домах: «В двух простенках между окнами висели зеркала, а под ними тумбочки или ломберные столы.

В середине противоположной глухой стены стоял неуклюжий с деревянною спинкою и боками диван (иногда, впрочем, из красного дерева); перед диваном овальный большой стол, а по обеим сторонам дивана симметрически выходили два ряда неуклюжих кресел…

Вся эта мебель была набита как бы ореховою шелухою и покрыта белым коленкором, как бы чехлами, для сбережения под нею материи, хотя под коленкором была нередко одна толстейшая пеньковая суровая ткань.

Мягкой мебели и в помине тогда не было, но в кабинете или спальне нередко стояла полумягкая клеенчатая софа, и в том же углу этажерка с лучшим хозяйским чайным сервизом, затейливыми дедушкиными бокалами, фарфоровыми куколками и подобными безделушками. Обои были тогда еще редко в ходу: у более зажиточных стены окрашены желтою вохрою…»

Нередко в усадьбах расписывали внутреннее пространство дома. Прежде всего это было продиктовано желанием живущих в усадьбе «слиться» с природой, создать некую иллюзию перетекания пространства интерьера в окружающую среду.

«…Все парадные комнаты были с панелями, а стены и потолки затянуты холстом и расписаны краской на клею, — пишет Е. П. Янькова в книге «Рассказы бабушки». — В зале нарисованы на стенах охота, в гостиной — ландшафты, в кабинете у матушки то же, а в спальне, кажется, стены расписаны боскетом (куртины садов и деревьев); еще где-то драпировкой или спущенным занавесом».

Кроме «природно-анималистических» сюжетов «комнатные живописцы» увлекались и красочными «галантными сценами», воссоздавая в подробностях замысловатую одежду прошедших времен, а лица порой списывая со своих современников, а то и портретируя для этих сцен и собственно хозяев поместий.

В усадьбах особое внимание уделялось садам и паркам. Отвечая вкусам хозяина, они отражали и художественно-эстетические веяния эпохи.

Доставшиеся владельцам в наследство от XVII века русские сады в усадьбах были тесно связаны с окружающей природой, сочетали декоративные качества с утилитарными (рыбные пруды, плодовые сады, покосные луга). С середины XVIII века по примеру столичных и усадебные сады провинции обогащаются элементами регулярной планировки, отражающей смену эстетических вкусов общества. Сложный стиль развитого русского барокко выделяет русские сады середины XVIII века и более позднего времени. Для них характерны сочетание пейзажного и регулярного парков с умелым использованием водных поверхностей и рельефа местности.

Характерной чертой русских усадебных садов конца XVIII — начала XIX века было то, что вблизи дома владельцы располагали цветник. Он связывал архитектуру дома с пейзажной частью парка.

Такой цветник мог быть остатком регулярного парка.

В этот период русские сады сохраняли планировку, оставшуюся от регулярных парков, остальное добавляла природа. Именно старый разросшийся регулярный парк лег в основу стиля русских усадебных садов. «В них постоянно просматривается и регулярная планировка, и выходы за пределы регулярности, создаваемые самой природой, ее вечными силами», — отмечал академик Д. С. Лихачев в своей книге «Поэзия садов».

В середине XIX — начале XX века широко применялась имитация регулярного парка, для чего использовали тесную посадку лип в узких аллеях. Кстати сказать, это было исключительно русское изобретение. В Западной Европе ничего подобного не наблюдалось.

Аллеи перемежались лужайками и «зелеными гостиными», где устанавливалась парковая мебель.

До отмены крепостного права при наличии дарового труда во всяком поместье разбивался плодовый сад, служивший как для украшения, так и для потребностей владельца усадьбы. Причем в урожайные годы избыток фруктов продавался в ближайшие города. Такой сад разбивался на квадраты или прямоугольники, обрамленные аллеями. Внутри они засаживались плодовыми деревьями, а по краю — ягодными кустарниками. К ним непосредственно мог примыкать регулярный или пейзажный парк из различных местных деревьев и кустарников в сочетании с иноземными растениями. Как декоративные, так и многие плодовые деревья, невзирая на расходы, часто выписывались из-за границы. В этих садах имелись оранжереи, где выращивались апельсины, лимоны, персики, абрикосы, миндаль и даже ананасы, как, например, в усадьбе Салтыкова-Щедрина Спас-Угол. Из таких оранжерей и питомников окрестные жители могли получать привитые плодовые деревья.

С уничтожением крепостного права большинство владельцев отказалось от этой роскоши. Одновременно с сокращением помещичьего садоводства оно стало угасать и у крестьян. Но уже к концу 70-х годов начинается его подъем, а с 80-х — расцвет. Из любительского садоводства оно становится торгово-промышленным, приносящим большие доходы. О серьезности размеров участия отечественного плодоводства в общем обороте народного хозяйства России говорят, в частности, данные о перевозках по железным дорогам за 1894—1897 годы. Отечественные плоды и ягоды, оказывается, составляли 80 процентов всех перевозимых плодов.

В ряде усадеб возникают и другие промыслы и подсобные производства по переработке сельскохозяйственной продукции. В такой деятельности еще до отмены крепостного права уже используется и труд свободных крестьян, освобожденных по закону «О свободных хлебопашцах» 1803 года.

Как это могло происходить в поместье рачительного хозяина, показал Гоголь на примере помещика Костанжогло из «Мертвых душ», который «в десять лет возвел свое именье до (того), что вместо 30 теперь получает двести тысяч», «…накопилось шерсти, сбыть некуда — я и начал ткать сукна, да и сукна толстые, простые, — по дешевой цене их тут же на рынках у меня и разбирают, — мужику надобные, моему мужику. Рыбью шелуху сбрасывали на мой берег в продолжении шести лет сряду промышленники, — ну, куда ее девать? Я начал из нее варить клей, да сорок тысяч и взял… Этаких фабрик у меня, брат, наберется много. Всякий год другая фабрика, смотря по тому, от чего накопилось остатков и выбросков».

Такой поворот в жизни дворянских усадеб подготавливался исподволь.

Уже в 30—40-х годах наметился повышенный интерес к успехам агрономии и новым земледельческим орудиям. За это время возникло около двадцати различных сельскохозяйственных обществ, стало издаваться свыше десятка газет и журналов по отдельным отраслям сельского хозяйства. Так, новинки садоводства освещались в «Вестнике Императорского российского общества садоводства», журналах «Плодоводство», «Промышленное садоводство и огородничество», «Сад и огород» и др.

На сельскохозяйственных выставках начали появляться многочисленные образцы не только зарубежных, но и отечественных усовершенствованных сельскохозяйственных орудий, часто создаваемых самими крестьянами. Возникли первые заводы сельскохозяйственного машиностроения.

Даже люди, до сих пор далекие от сельского хозяйства, увлекаются этим занятием. Так, поэт, переводчик и театральный деятель П. А. Катенин, высланный в свое имение Шаёво Костромской губернии, хотя и отрицал свою склонность заниматься хозяйством, просил друга привезти из Одессы «семян хороших, огородных, т. е. капусты разной, тыкв и душистых трав; хочется на нашем севере, где ровно ничего не знали и где я уже кое-что развел, развесть еще получше».

Множество «усадебных» предприятий занимаются переработкой сельскохозяйственной продукции. Строятся в имениях мельницы и маслобойки, крупорушки и лесопилки. Они снабжают продуктами и товарами население не только близлежащих городов, но выходят и далеко за их пределы. И чем ближе XX век, тем интенсивнее строятся в дворянских усадьбах винокуренные, кожевенные заводы. Находится работа и для крестьян. Все большее число свободных рабочих рук могут использовать помещики в усадебном мелкопромышленном производстве.

В дворянских имениях одной лишь Пензенской губернии в эти годы насчитывалось 11 винокуренных заводов и 12 мукомольных мельниц. А иногда помещики сооружали у себя и несколько предприятий.

Например, в имении Буртасы Виельгорских-Келлер действовали мельницы, винокуренный завод и сыроварня. В усадьбе Чернышёво Уваровых успешно работали винокуренный, маслобойный, смолокуренный и кирпичный заводы, мельница и даже мастерская по изготовлению сельскохозяйственных орудий. А в усадьбе Поим помещик Д. М. Шереметев построил синильные, поташные, кожевенные и маслобойные предприятия, а также кирпичный завод.

Предприятия, приносящие огромные доходы, строились и в Рязанской губернии — в имениях Полторацкого — Залипяжье, Салтыкова — Федотьево, Кожина — Исадах.

В усадьбе Мишино занимались переработкой фруктов. Дело началось с садоводства, вскоре после реформы, а через 50 лет это имение В. И. Гагарина уже превратилось в крупного поставщика переработанных фруктов. Там производили не только сырье для кондитерских фабрик — патоку, яблочное пюре, грушевое тесто, карамельную начинку, но и готовую продукцию — пастилу, фруктовые консервы. Территория, где продавался товар, изготовленный в дворянской усадьбе, была огромна: вплоть до Москвы и Петербурга.

В других усадьбах использовались навыки крестьян, занятых кустарным производством, ткачеством, плетением. Так возникли небольшие производства, не связанные напрямую с сельским хозяйством. Например, в пригороде Москвы, в имении Знаменское-Садки, в конце XIX века супруга владельца княжна М. В. Щербатова организовала производство, «успешно работавшее — отличные домашние сукна, напоминавшие кавказские или английские материи».

Народные промысли с годами стали ориентироваться не только на село, но и на город, на горожан. Так стало популярно кружевоплетение «по столичной моде» в усадьбе Вазёрки княгини Шаховской в Псковской губернии. В деревне, что примыкала к усадьбе Середниково, принадлежавшей Столыпиным, появляются мастерские, где велось обучение будущих столяров высочайшей квалификации — краснодеревщиков.

Ну а те помещики, что устояли после реформы и не порвали с сельским хозяйством, создали усадьбы с крепкой экономикой. Они добились успеха путем рационального ведения хозяйства на посевных площадях. На полях помещиков уже появились конные грабли и сеялки, жатки и молотилки, а также самые современные технические новшества.

Разбогатевшие на промышленном производстве, еще вчера бедные помещики-однодворцы, сегодня они быстро реагировали и на новшества в архитектуре. Так, из 46 усадебных построек, сохранившихся в Пензенской, Саратовской, Тамбовской губерниях к 1917 году, 20 были видоизменены на рубеже веков.

Однако все эти нововведения «обновленных русских помещиков» в усадебной архитектуре «по существу никогда не теряли связи с классической усадьбой». Перестраивая свои усадебные дома или возводя новые, русские помещики конца XIX века проводили очистные сооружения, водопровод, электричество, телефон. Все эти нововведения особо поражали гостей Сергея Дмитриевича Шереметева, приезжавших к нему в усадьбу Михайловское, что под Москвой на Старокалужском шоссе.

Интересно, что вновь разбогатевшие в конце XIX века представители дворянского сословия перестраивали свои старые усадьбы так, чтобы и ввести новшества, и одновременно восстановить в памяти «обряды былого», «усадебное детство», связь с которыми была нарушена. Они не желали вычеркивать из памяти того уюта старинных зал, когда дом ломился от гостей. А потому в конце XIX века, в 90-е годы возникает ностальгическое возрождение классической усадьбы в самом прямом смысле. Примером тому — Талашкино Смоленской губернии. Усадьба эта была куплена у разорившейся помещицы Е. К. Святополк-Четвертинской представителем другого старинного рода В. Н. Тенишевым, разбогатевшим после 1861 года, сотрудничая с акционерным обществом Брянского машиностроительного завода. Они и воссоздали вместе с супругой М. К.

Тенишевой образ жизни дворянской усадьбы золотого века.

Однако все эти перемены не привели к резкому изменению характера усадебной жизни. Удивительно, что уклад ее оставался прежним.

Обустраивая свою жизнь в самих усадьбах, такие помещики заботились и о крестьянах, работавших в этих усадьбах, и о крестьянах окрестных деревень, строя школы, больницы, богадельни, учебные мастерские. Побуждал их к этому вовсе не избыток денег (нередко строительство велось на заемные средства), а скорее понимание своей миссии в обществе. «В идеале, — писал историк В. О. Ключевский, — помещик считался… естественным покровителем и хозяйственным опекуном своих крестьян, и его присутствие рассматривалось как благодеяние для них».

После отмены крепостного права значительно расширилась сфера предпринимательской деятельности дворянства и в далеких от сельского хозяйства областях: страховании, строительстве, промышленности, банковском деле. Средства для такой предпринимательской работы оно частично получало от выкупных операций, то есть от выкупа крестьянами у помещиков земельных наделов. Часть дворянства получала на это средства от залога как земли, так и усадеб, а также от сдачи земли в аренду. Не только крупные землевладельцы, которым в начале XX века принадлежало две тысячи крупных промышленных предприятий и которые занимали около 1200 должностей в правлениях и советах акционерных компаний, стали владельцами ценных бумаг и недвижимости. Значительная часть и средних землевладельцев пополняла ряды собственников небольших торгово-промышленных заведений. Многие приобрели профессии врачей, юристов, стали писателями, художниками, артистами. Все это привело к тому, что значительная часть поместного дворянства утратила связь с землей. Если в 1861 году помещики составляли 88 процентов всего дворянского сословия, то в 1905-м — всего около 40 процентов. Они постепенно вытеснялись крестьянами и купцами. Более половины из них принадлежали к мелкопоместному дворянству, которое к 1915 году при проведении Столыпинской аграрной реформы практически исчезло.

На рубеже веков в России было примерно 100 тысяч поместий и около 500 тысяч помещиков. И несмотря на то что дворянство в Российской империи в разные годы составляло от одного до двух процентов населения, а среднее дворянство — половину от этой цифры, его влияние на все стороны жизни страны и все слои населения было велико. В XIX — начале XX века это становилось во все большей степени влиянием в области культуры и искусства, хотя и в рачительности ведения хозяйства многие из усадеб были примером для окружающих.

Дворянские усадьбы — будь то знаменитые поместья в пригородах Петербурга и Москвы или множество рядовых мелкопоместных имений — образовали целый архипелаг. Каждый его островок имел свою неповторимую историю, свои внутренние, присущие только ему, особенности развития и существования. Это был единственный в своем роде «архипелаг культуры», состоящий из тысяч усадеб, уничтожение которого грозило гибелью и всему государству.

И многие из образованных дворян-помещиков могли повторить о своих поместьях слова известного географа, статистика и общественного деятеля П. П. Семенова-Тян-Шанского, сказанные им о его имении Урусово в Рязанской губернии: «Усадьба наша была культурным центром для целой местности».

Яркими очагами отточенной веками культуры становились не только богатые, но и среднего достатка поместья, в огромной степени уже оскудевшие, стоявшие на грани экономического разорения усадьбы.

Культура отечественной усадьбы — это не только взаимодействие различных видов искусства, художественной, литературной и общественной жизни, но и повседневного быта, основанного на традициях российского общества.

В усадьбах, подобных Абрамцеву писателя С. Т. Аксакова, не было места праздности, все создавалось для творческой работы. Таковыми были и верхневолжские имения (Тригорское, Малинники и Берново Вульфов, Курово-Покровское Панафидиных), связанные с именем Пушкина и запечатленные им как в «Евгении Онегине», так и в «Дубровском», «Барышне-крестьянке». Именно в подобном имении Почеве в двух верстах от города Тарусы его владельцем — П. М. Голубицким был изобретен первый в мире микрофон с угольным порошком (1881 год). Университетское образование и богатая инженерная практика помогли ему организовать на собственные средства первую в России мастерскую по изготовлению телефонных аппаратов, которая могла бы вырасти в завод, если бы не противодействие правительства, отдавшего предпочтение американской компании «Блек-Белл».

В дворянских усадьбах на рубеже XIX и XX веков сформировались и огромные библиотеки, которые были непременным атрибутом культуры. Примечательно, что для хранения книг помещик отводил не только свой рабочий кабинет. Шкафы с книгами нередко располагались в гостиной и непременно в детской. Порой библиотеки занимали отдельное здание, как, например, в усадьбе рода Бакуниных в Премухине. Известна была в России и библиотека помещика В. П. Гурко в усадьбе Сахарово. Правда, построили ее уже в начале XX века. В усадьбе Степановское в Тверской губернии князя Куракина удалось собрать десять тысяч книг. Кроме того, в библиотеке были выделены большой раздел иностранных книг и словарей, а также 150 томов уникальной французской энциклопедии Дидро и д"Аламбера.

Некоторые из обширных книжных собраний усадеб, несмотря на все перипетии истории России, хотя и в усеченном виде, сохранились и до наших дней. Такова библиотека И. С. Тургенева в Спасском-Лутовинове, насчитывающая еще и сейчас 4,5 тысячи книг, большая библиотека Л. Н. Толстого в Ясной Поляне и некоторые другие.

Кроме книг в дворянских усадьбах существовали и разнообразные архивные материалы. И со второй половины XIX столетия, а особенно к концу его, владельцы усадеб приступили к изучению этой интереснейшей информации. Родовые, семейные и личные архивы содержали не только документы по истории рода и самого поместья, но и по способам ведения хозяйства, об участии членов дворянских фамилий в государственной, дипломатической, военной, научной и творческой жизни державы. Обнаружено и эпистолярное наследие — письма и дневники, фотографии, а также рисунки, наброски художественных произведений. Необычен по своей значимости архив А. П. и Ф. Н. Глинок в усадьбе Кузнецово в Бежецком уезде. Многообразны материалы в усадьбе Глебовых-Стрешневых Раёк в Новоторжском районе. А вот в усадьбе Голубово под Псковом, принадлежавшей Вревским, были обнаружены письма Пушкина к Осиповой, письма Тургенева.

Большой интерес, особенно в последнее время, вызывает не только сама русская усадьба как памятник культуры, но и личность «живого помещика» — владельца такого имения, а также его повседневный быт. И здесь заслуживающими внимания источниками, разворачивающими широкую панораму жизни в провинциальной усадьбе, являются многие литературные произведения писателей XIX века, воочию наблюдавших и непосредственно участвовавших в этой жизни. Здесь «Евгений Онегин» А. С. Пушкина и «Записки охотника» И. С. Тургенева, «Обломов» И. А. Гончарова и «Мертвые души» Н. В. Гоголя, «Семейная хроника» С. Т. Аксакова и «Пошехонская старина» М. И. Салтыкова-Щедрина.

Все они отличаются «дагеротипной» точностью воспроизведения картин усадебной жизни и особым вниманием к «вещной, бытовой детали».

Важнейшими свидетельствами эпохи являются также различные записки, воспоминания, заметки людей, посещавших в свое время русские усадьбы, живших в них, запечатлевших эти «жемчужины отечественной культуры» в своих рассказах, рисунках, живописных полотнах и мемуарах. В этом отношении необыкновенно интересны страницы шереметевских путевых очерков под названием «Проселки». Сергей Дмитриевич, отправившись в путешествие (в 60-х годах XIX века) по Подмосковью, посетил около дюжины усадеб, сохранивших «живую историю» в лицах.

Так, в частности, в усадьбе Муравьевых, в Осташове, ему стало известно предание, что в одном из холмов на берегу Рузы была тайно зарыта «Конституция» декабриста Никиты Муравьева. А в усадьбе собственной бабушки В. П. Шереметевой, в Алмазовке, он узнал много любопытных подробностей о своем прадеде, фельдмаршале Борисе Петровиче, ревностном и энергичном сподвижнике Петра Великого в его военных походах.

Все это богатство как литературно-художественного, так и мемуарного наследия позволяет более полно представить каждодневную жизнь дворянских помещичьих усадеб.

По словам П. А. Катенина, «нет жизни, более исполненной трудов, как жизнь русского деревенского помещика среднего состояния». Но одними только трудами жизнь не исчерпывалась. В нее органично вплетались и бесконечные «гостевания», малые и большие праздники по поводу и без повода с обильными угощениями и безудержным весельем, зимние и летние забавы на свежем воздухе, осенние и весенние охоты разных видов, тихие посиделки в холодное время года.

Если в одних усадьбах гости проводили время без особого расписания, то в других день был четко расписан.

«Гостить у Олениных, особенно на даче (в Приютине), было привольно: для каждого отводилась особая комната, давалось все необходимое и затем объявляли: в 9 часов утра пьют чай, в 12 — завтрак, в 4 часа — обед, в 6 часов полудничают, в 9 — вечерний чай; для этого все гости сзывались ударом в колокол».

И если в одних усадьбах приемы гостей ограничивались «праздниками живота», то в других более всего ценили «игру ума», деловое и творческое общение. Вспоминаются такие подмосковные усадьбы, как Демьяново философа и социолога В. И. Танеева, где бывали композиторы П. И. Чайковский и С. И. Танеев, ученый К. А. Тимирязев, художник А. М. Васнецов; Боблово, где у Д. И. Менделеева собирались самые разные ученые: профессор химии М. И. Младенцев, изобретатель радио А. С. Попов, а также дружившие с ним художники Н. А. Ярошенко, А. И. Куинджи, И. И. Шишкин. Сюда же в 1887 году приезжал И. Е. Репин, чтобы наблюдать за полетом владельца усадьбы на воздушном шаре. Часто гостил у Менделеева его сосед поэт А. А. Блок, который там познакомился с дочерью Дмитрия Ивановича, впоследствии ставшей его женой.

Невдалеке от Боблова в своем имении Мышецкое жил герой Отечественной войны 1812 года поэт Денис Давыдов, много времени отдававший и литературной работе. К нему приезжали его друзья, которые любили гулять по окрестностям и охотиться в этих местах. Денис Давыдов, в свою очередь, был близким знакомым Л. Н. Энгельгардта, участника Русско-турецкой войны 1787—1791 годов, в то время хозяина усадьбы Мураново. Именно Давыдов познакомил Энгельгардта с Баратынским, ставшим впоследствии мужем старшей дочери хозяина, а затем и владельцем Муранова. Мураново в разные годы посещали поэт Ф. М. Тютчев, писатель Н. В. Гоголь. Частым гостем здесь был С. Т. Аксаков, любивший посидеть с удочкой на берегу славившегося судаками пруда.

Это лишь те усадьбы, что в наше время у всех на слуху. А сколько их кануло в Лету по всей России!

Жаль, что век русской дворянской усадьбы оказался недолгим. После Октября 1917 года в соответствии с Декретом о земле дворянство было лишено собственности на землю, а по декрету ЦИК и СНК «Об уничтожении сословий и гражданских чинов» — и своего сословного статуса. История русской усадьбы в ее прежнем, первозданном виде закончилась.

И все же небольшая часть из них продолжала жить в ином, преображенном виде. Еще с конца XIX века владельцы некоторых замечательных историко-художественных ансамблей превращали их в частные музеи. Каждый из них имел свое, особое направление. Так, например, еще до революции был хорошо известен Порецкий музей графа А. С. Уварова в усадьбе Поречье Московской губернии. Здесь демонстрировались древние рукописи и старопечатные книги. Или музей графа С. Д. Шереметева в усадьбе Михайловское, где были сосредоточены экспонаты всей московской флоры и фауны. При усадьбе даже создается ботанический сад для научных целей. Здесь же строится книгохранилище и организуется картинная галерея.

Именно благодаря дворянству на всем протяжении русской истории вплоть до 1917 года было создано, а главное, сохранено наибольшее число самых значительных культурных очагов нашей страны. В форме музеев они продолжают хранить наше наследие, приобщая к этой культуре все большее число людей. Ибо, как считал А. С. Пушкин, только «Дикость, подлость и невежество не уважают прошедшего, пресмыкаясь перед одним настоящим».