Главная › Строительные калькуляторы › Виктория Ивлева: «Я не видела ничего более несправедливого, чем война в Украине. Виктория ивлева - яркий журналист, смелый волонтер и талантливый фотограф Виктория ивлева журналист

Виктория Ивлева: «Я не видела ничего более несправедливого, чем война в Украине. Виктория ивлева - яркий журналист, смелый волонтер и талантливый фотограф Виктория ивлева журналист

Российская журналистка Виктория Ивлева побывала во многих горячих точках по всему миру. После начала военных действий на Востоке Украины она раскритиковала действия российских властей и отправилась в регион волонтерить. Благодаря ей и ее товарищам несколько сот человек смогли выехать с неконтролируемых территорий и жить мирной жизнью. До 5 сентября в киевском фонде Изоляция проходит фотовыставка Виктории Ивлевой «Рождение Украины». Platfor.ma поговорила с журналисткой о том, почему она чувствует вину перед нашей страной, как имперство стало диагнозом России и что автор увидела, объехав всю Украину.

Вы снимали внутри реакторного зала ЧАЭС после аварии (Виктория стала единственным журналистом в мире, сделавшим это; за тот репортаж она получила премию World Press Photo. - Platfor.ma), неоднократно бывали в зоне боевых действий, попадали в плен на Востоке Украины. Вам знаком страх?

Страх мне, конечно, знаком. Я, например, до смерти боюсь скорпионов и змей. Наверное, мне знаком страх советской власти и спецслужб, - как и каждому человеку, который жил в Советском Союзе и который живет сейчас в России и в чем-то не согласен с существующей политикой. Но это такой далекий, не совсем настоящий страх. Потому что настоящий все-таки тебе не дает что-то делать. И если ты продолжаешь, то, значит, не очень боишься. Не очень-то тебя и испугали. Но где-то на периферии сознания этот страх все равно есть.

А вот если говорить о том, что меня больше всего не страшит, а тревожит, то это, конечно, Украина. Украина - это самая близкая нам страна, которая никогда в жизни России ничего плохого не сделала, особенно если мыслить ее в системе новых отношений с 1991 года. Даже ввод войск в Чехословакию, даже грузинская война как-то не так на меня подействовали. Потому что ничего более несправедливого я в жизни, скорее всего, и не видела. Хотя говорить о справедливости на войне в любом случае нельзя: раз гибнут люди, то какая может быть справедливость.

Вот это ощущение несправедливости, вины, не дает мне спать. Съемки в ЧАЭС - это была хорошая журналистская история, с должной долей опасности. Такая нормальная ситуация, на которую подписался бы любой настоящий журналист. История, которая будоражила кровь, но там не было никакого чувства вины за что-то. Случилось несчастье, произошла катастрофа. Но моей вины точно в этом нет. Происходящее же сейчас на наших глазах, конечно, - совершенно иное.

- Ваш фотопроект называется «Рождение Украины». Многие тоже связывают Майдан и последние два года с рождением новой страны и нового народа. Как вы считаете, почему это случилось только через 25 лет после появления, собственно, государства Украина?

Потому что нужно было, чтобы выросло непоротое поколение. Нужно было 25 лет людей не трогать. Страна не могла родиться на развалинах Советского Союза. Хотя, как выясняется, это вовсе не были развалины - он стоял и до сих пор стоит. Дело даже не в том, что должна была вырасти генерация новых людей, которые не жили при СССР. Должны были вырасти люди, которых не научили бояться. Вот в России они не выросли. А у вас - да. Причем это генерация не возрастная. Просто если 25 лет тебя не трогают - даже если тебя перестали трогать в 30, а тебе стало 55, - то ты другой. Ты перестал бояться.

То, что в вашей стране рождается новый народ, было мне понятно и в процессе Майдана, и после. Это ощущение просто было разлито в воздухе, и оно отлично показано в фильме Лозницы . У Евтушенко есть такие строчки в поэме «Стенька Разин»:

Стоит все терпеть бесслезно,

быть на дыбе,

если рано или поздно

прорастают

у безликих на лице...

Вот после Майдана лица проросли. И хотя со всех сторон слышишь, что ничего у вас не меняется, ворье у власти, войну, которую могли бы закончить за одну секунду, не заканчивают, они там все повязаны и прочее, и прочее, - и многое из этого, увы, верно - так вот, несмотря на все это, я все равно вижу огромный отрыв Украины от России. Вижу, что правильно выбран вектор. Жаль, конечно, что по этому вектору сейчас движется Улитка Черепаховна, хотелось бы, чтобы это была Пума Гепардовна. Не получается. Но все равно это движение в правильную сторону.

Мне довелось проехать по всей линии фронта с украинской стороны, и там я видела множество людей, которые при всем желании просто не могли покинуть регион: старики, больные, просто малоимущие. Какие люди из оставшихся там вас больше всего поразили?

Как ни странно, я не смогу выделить. Когда волонтеришь, - а я занималась в основном вывозом людей - то думаешь немного в другом ключе и про другое: взяли ли все документы, не забыли ли случайно детей где-нибудь, заперли ли дом. Вот такие простые бытовые вещи. Они занимают 99% времени. А не разговоры про то, что было и что будет. Не до этого. Это все становится неважным. Эта надстроечная вещь уходит. Остается базис - как выжить.

А самое печальное из всего, что я видела - это перемена участи. Причем перемена участи всего, что находится в тех краях, не только людей. Даже перемена участи природы. Потому что, когда среди подсолнухового поля стоит танк, это не должно нравиться подсолнухам. Танк и цветы подсолнуха несовместимы.

Это перемена участи людей, которые жили своей жизнью, возможно, журналистам и соседям казавшейся совсем не интересной. Но они жили и тихо радовались. Садились вечером на завалинке, смотрели на заходящее солнце - и было им счастье. А теперь их участь переменилась, они садятся вечером на завалинке, смотрят на то же солнце, а его заслоняет танк. И этого быть не должно, танк не должен никому заслонять солнце... Или человек собрался делать что-то, строит какие-то планы, а война взяла и все уничтожила. И он никогда уже делать ничего не соберется.

Я ездила в село Опытное, там сейчас почти не осталось людей, всего 30 или 40 человек. Живут они в жутких условиях, в подвалах. И ты едешь во этой деревне. Половина ее разрушена. В другой части вообще никого нет - пустые дома. И ты думаешь: два года назад здесь росли мальвы, ходили спокойно люди. У них были какие-то чаяния, надежды. И вдруг раз - вот эта перемена участи. Вот это то, что меня убивает абсолютно. Я не могу думать об этом без слез.

У вас в профиле на Снобе в разделе «Мечта» указано: чтобы кончилась война, РФ покаялась и стала другой. Вот по поводу другой России - как именно это может произойти, благодаря чему? Допустим, Путин уйдет, но куда денутся те десятки миллионов людей, которые поддерживают его идеалы?

Ну знаете, еще Ханна Арендт удивлялась тому, как легко поворачивалось немецкое сознание после войны. И здесь я думаю то же самое.

Я, так получилось, чемпион в нашей части света по количеству увиденных мертвых. Я этим не хвастаюсь, но это факт моей биографии: я была на войне в Руанде и видела штабеля из трупов, которые пересыпали землей и сверху грузили следующие мертвые тела. Иначе утилизировать их было невозможно. И я точно знаю - это с мертвыми уже ничего нельзя сделать, а пока человек жив, с ним и его сознанием можно сделать очень и очень многое.

Так что я считаю, что поменять сознание достаточно просто - для начала нужно на государственном уровне отказаться от идеи империи. Вот были Британская империя или Османская. Были - и не стали. И ничего, живут, все нормально. Я не уверена, что именно так будет и у нас. Но объективно все рано или поздно изменится, потому что нельзя остановить прогресс.

Как вы считаете, Украина еще может скатиться обратно в беспросветную коррупцию и круговорот одинаковых, по сути, правителей?

Думаю, что не очень. Вы не имперская нация. И это ваше большое счастье. Вы свободные, кандалов имперских на вас нет, вы не боитесь сражаться и говорить. Воздух свободы здесь чувствуется. Но если ты всю жизнь прожил в клетке, а потом тебя выводят наружу и говорят: давай, вставай, то ты встаешь и сначала падаешь. Но уже через день понимаешь, как это прекрасно - ходить не на четвереньках, а на двух ногах. Для человека не быть рабом - это естественно.

И у вас нет еще одного, что сопутствует имперству, - ощущения сакральности власти. Никто ниц не падает, руки Порошенко не целует.

Что же касается коррупции - она есть в любой стране мира, различается только масштаб. И вот коррупция таких масштабов как в наших краях - это нормальное советское наследие. Чем дальше от коммунизма и принципа «Цель оправдывает средства» вы уйдете, тем меньше всего этого будет.

Королева Виктория. Корону не носит - только фотоаппарат. Снимает и пишет сердцем. Виктория Ивлева родилась в Ленинграде в 1956 году, училась на фотографа в ленинградском ПТУ номер 90, а в 1983 году окончила факультет журналистики МГУ.

В 1980-90-х фотограф активно снимала практически во всех горячих точках распадающегося СССР, также работала в африканских странах, рассказывая о жизни в поисках воды и пищи.

"Если я и сделала что-нибудь достойное уважения, то это исключительно угандийский мальчик, который благодаря мне учится в школе... Вот это действительно достойно уважения. Потому что это спасенный человек и спасенная жизнь. Все остальное я, наверное, делала в силу профессиональной своей пригодности к этому«,- рассказывает Виктория, но зритель, наблюдающий за ее творчеством, знает точно, что визуальная информация, добытая тяжким трудом Виктории, - бесценна: она меняет мир.

Миллионы глаз видели работы Ивлевой в New York Times Magazine, Stern, Spiegel, Express, Sunday Times, Independent, Die Zeit, Focus, Marie-Claire и других изданиях. Миллиард мыслей возникал в головах людей, которые столкнулись с этими фотографиями.

В 1991 году фоторепортаж Виктории Ивлевой, сделанный в помещениях IV реактора Чернобыльской АЭС, получил приз «Золотой глаз» крупнейшего конкурса в области фотожурналистики World Press Photo. Вместе с премией Виктория получила и дозу облучения.

«Я получила свои 5 бэр (тогдашнюю годовую дозу для профессионалов) - так аккуратно мальчики провели меня; недолгую мировую славу - картинки были опубликованы во всех странах, даже где-то в Африке; ко мне прилетали зарубежные интервьюеры, снимали фильмы», - рассказывает Виктория.

Виктория Ивлева умеет созерцать, но для нее этого недостаточно: сейчас фотограф занимается волонтерской деятельностью на Украине - очень ласковой, по ее словам, стране.

«Жить внутри войны женщинам и детям не нужно, потому что отпечатки остаются на всю долгую жизнь, даже если потом она будет очень счастливой», - считает Виктория.

Ивлева читает лекции, делится своим опытом с коллегами и зрителями. Всегда открытая, дружелюбная, честная - как и подобает настоящей королеве.

По просьбе Bird In Flight российский фотограф Виктория Ивлева выбрала 10 своих любимых фотографий и рассказала о каждой.

Виктория Ивлева

Российский фотограф и корреспондент. Родилась в Ленинграде, живёт в Москве. Выпускница факультета журналистики МГУ. Работала во многих горячих точках мира, сотрудничает с российскими и зарубежными изданиями, обладательница премии Golden Eye Award от World Press Photo за съёмку внутри разрушенного реактора Чернобыльской АЭС, а также немецкой премии имени Герда Буцериуса.

Не могу назвать фотографию женщины в луже крови любимой. Назову её страшной. Оглушающей. Антивоенной иконой. Это и есть та самая сторонняя жертва - красивая молодая тонконогая женщина, пытавшаяся спастись от войны и впопыхах надевшая разные тапки. Спастись не получилось. Получилось сделать из неё символ. Именно с этим снимком я вышла на Марш мира в Москве весной 2014 года.
Этот кадр на плёнке один, нет повторений и вариаций - люди, с которыми я была, не хотели, чтобы я снимала мёртвых. Было это в конце 1980-х на одной из войн в разваливающейся империи.

Я не кадрирую снимки, этот единственный. Это три молодые мамы, посаженные за торговлю наркотиками. Детей родили уже на зоне, живут там они порознь: мамы - в бараке, дети - в доме ребёнка, мамам позволяется только приходить их покормить. Женщины и дети за решёткой - отдельная тема, которую я снимаю много лет. В основном это жёсткая съёмка. Но здесь как раз наоборот - такие получились мягкие линии, просто удивительно. Я долго ждала этого момента, и удалось уловить красоту и беззащитность. Эта работа напоминает какую-то фреску.

Это снимок из моей первой поездки в Африку в 1994 году. Я была в Руанде, где шла война, и в Заире, соседней стране - там скопилось больше миллиона беженцев из Руанды, и была страшная проблема с водой. Эта фотография из моего похода за водой. Я шла одна с целой толпой беженцев с канистрами. Удачная композиция, и, конечно же, отличная размытая женщина на переднем плане - передаёт тяжесть ноши и одновременно удивление от встречи со мной, белым человеком. Это нечасто так бывает, чтобы в одном кадре были разные эмоции.

Иногда я спрашиваю у людей, которым показываю эту фотографию: как они думают, в каком городе это снято? И почти все говорят: Париж! Так и есть, это Париж, русская эмигрантка по имени Ольга и её собака - очень глупый пёс породы русская борзая. Мне приятно, что снимок создаёт такое парижское ощущение. Думаю, это благодаря и отличному рисующему свету, идущему из балконной двери, и удивительному наряду Ольги, и её позе. Мне нравятся две диагональные полосы - рука в тени и собачья морда, они хорошо взаимодействуют. Этот снимок из моей первой поездки в Париж в 1988 году. Это была вообще моя первая поездка за границу, и все воспоминания о ней прекрасны, как эта фотография.

Афганистан. Бывшая советская военная авиабаза в городе Кундузе на севере страны. Дети - таджикские беженцы, которым пришлось покинуть Таджикистан во время гражданской войны в начале 1990-х.

Почему-то этой войной и судьбой таджиков мало кто в мире интересовался, я за несколько поездок в Таджикистан и Афганистан не встретила в лагерях беженцев ни одного журналиста или фотографа. Эта малоизвестная война такой остаётся до сих пор, увы.

Беженцы селились везде - даже в бывшей городской тюрьме ими были заполнены все камеры. Кормили их афганцы - богатые местные купцы давали рис. Советская авиабаза в Кундузе была тоже заполнена вся. Детям, думаю, там было особенно тяжело, на них вообще никто не обращал внимания, и я была для них отменным развлечением. Потом по моей просьбе они забрались на брошенные советские военные машины, на которых сушилось бельё, и я сделала несколько снимков.

Это тоже Афганистан. И тоже таджики. Вернее, таджички, пришедшие на похороны подруги. Меня часто спрашивают, как вообще мне позволяли снимать в лагерях беженцев. Если честно, такой вопрос никогда и не вставал - люди видели во мне человека, который сочувствует их горю и который держится с ними на равных. Держаться на равных вообще важное качество для любого журналиста. В фотографии поразительный свет, пронизывающий её всю, он усиливается из-за белизны траурных платков. Мне нравятся лица женщин, объединённых общим горем. Всеволод Сергеевич Тарасевич, выдающийся советский фотограф, с которым я дружила в последние годы его жизни, как-то сказал мне: «Фотографию должно быть интересно рассматривать!». Я думаю, что эту фотографию интересно именно неспешно рассматривать и думать о смысле или бессмысленности жизни.

Мальчик с калашниковым - мой друг, и, может быть, эта дружба - лучшее, что я сделала в жизни. История этого мальчика - это история о том, как заставить верить в хорошее любого, даже самого отчаявшегося человека. Мы познакомились с ним в реабилитационном центре для детей-солдат на севере Уганды.

Ему было 15 лет, и полгода он провёл в страшной детской армии. Это был его первый день на свободе.

Он сказал мне, что хочет стать врачом. Я помогла ему пойти в школу, продолжить учёбу. Он оказался хорошим учеником. А потом мы с друзьями ещё немного ему помогли, и он приехал в Россию учиться на врача. Сейчас он на третьем курсе Российского университета дружбы народов. Заходил ко мне на днях поболтать. Калашников на снимке - тот самый, с которым он убежал от бандитов. Но последние годы он держит в руках только ручку. Я очень рада, что имею к этому отношение и что задуманное в джунглях сбылось.

Это тоже Африка, но совсем другая её часть. Судан, провинция Дарфур. Я была там с продуктовым конвоем Красного Креста, мы накормили двенадцать с половиной тысяч человек. И это было чувство невероятного счастья. А фотография мне нравится своей многослойностью, там столько разных планов, столько разных историй: про деревья, верблюдов, бедуинов, женщин и мешки с зерном. Ещё она нравится мне мягким переливом разных оттенков серого и чёткими, отделёнными друг от друга фигурками. Немножко как у Брейгеля. Только в Африке.

Энергичности, храбрости и "внутреннему мотору" фотожурналиста Виктории Ивлевой можно только завидовать по-доброму, восхищаться ее трудолюбием и самоотдачей. Она всегда работает независимо (исключение - восемь лет сотрудничества с "Новой газетой") и бесстрашно ездит в горячие точки и места острых социальных конфликтов. Она была и по сей день остается единственным фотожурналистом, вошедшим в четвертый блок ЧАЭС после аварии. За серию снимков в Чернобыльском реакторе автор была удостоена самой высокой награды World Press Photo Golden Eye. Кроме нее никто из женщин-фотографов России ее не получал.

Кроме этого достижения фотожурналист удостоена наград российского Союза журналистов, премий имени Герда Буцериуса и академика Сахарова. Ее работы печатали все крупнейшие издания СССР, РФ и мира - от "Огонька" до Guardian и The New York Times. Ивлева - фотожурналист, побывавший в большинстве горячих точек позднего Советского Союза. Также она много работала в опасных гуманитарных миссиях в Африке.

Фотограф формулирует свою позицию так: "я всегда на стороне слабого". Ее отношение к жизни и снимаемым сюжетам прослеживается в работах. Сопереживание и деятельное, а не созерцательно-пассивное сочувствие помогает фотографу создавать замечательные снимки и, не дожидаясь просьб о помощи, бросаться туда, где люди бедствуют, страдают из-за катастроф и войн. Ивлева своей журналистской и фоторепортажной работой делает очень много - и делала на протяжении всей карьеры.

Работа в африканских миссиях и других горячих точках

Первой конфликтной территорией, раскрывшей характер фотокорреспондента, стал Нагорный Карабах, куда по зову сердца (и по работе) Ивлева приехала в день ввода военных частей в город. Она оказалась там по воле случая, и, как сама говорила, ей было страшно - что она окажется в руках спецслужб, что ее убьют, и никто даже не узнает о ее судьбе. Однако, фотографу помогло желание рассказать о людях по обе стороны конфликта, показать им, что о них не забывают, их не бросили один на один с бедой. Она помногу общалась и общается с участниками событий, даже более, чем через 20 лет после конфликта.

Ивлева была единственным российским журналистом, работавшим в Руанде во время геноцида, сопровождавшегося, по воспоминаниям фотографа "курганами из мертвых тел" (так она говорила в интервью "Радио Свобода"). Она прилетела в страну, охваченную апокалипсическим ужасом, с военно-гуманитарной миссией - для вывоза женщин из РФ, которые вышли замуж за руандийцев. После их спасения она осталась в стране и продолжила помогать людям. Как говорит сама фотограф, она спасла жизни 200 человек.

Проехав по территории десятка африканских стран, она не просто фотографировала происходящие там гражданские войны и террор, но и помогала жителям делом. Чего стоит одна лишь история с шестнадцатилетним парнем из Уганды с ее знаменитого снимка. Он попал в реабилитационный лагерь для детей, спасенных из рук Lord’s Resistance Army - террористической организации, запугиванием и шантажом превращавшей подростков в убийц. Виктория сфотографировала его с автоматом Калашникова в руках через несколько часов после освобождения, а он попросил заплатить за его школу - мальчик хотел учиться, а не убивать.

Фотограф обещала вернуться и почти через год поехала искать мальчика, даже не зная сможет ли отыскать иголку в стоге сена, который объят огнем войны. Ивлева нашла мальчика и устроила в школу в ближайшем городке. Следующий грант на обучение Адона Боска получил уже сам, а сейчас он - выпускник РУДН и будущий врач по специальности УЗИ сердца.

Это лишь небольшая иллюстрация из жизни Виктории Ивлевой. Сколько еще таких историй с трудом узнали от нее журналисты во время интервью - она не считает, что ее персона кому-то интересна и предпочитает высказываться о социально-политических проблемах, а не говорить о себе.

А сколько захватывающего осталось за кадром - о визитах в колонии для женщин с маленькими детьми, о поездках в Нагорный Карабах, волонтерстве в Донбассе, которому в последнее время журналист уделяет много времени. Она даже выпустила фотокнигу об украинских путешествиях и своей работе в зоне конфликта. Однако, журналистом в горячих точках Виктория Ивлева была не всегда и в принципе начала творческий путь довольно поздно.

От Ленинградского института культуры до многочисленных персональных фотовыставок

Фотограф родилась в Ленинграде в 1956 году, и ее детство прошло в доме, где в свое время жил Александр Блок. Она не думала о профессии фотожурналиста, не интересовалась ею и никогда не посещала фотокружков. Виктория поступила в ленинградский Институт культуры, где ее приятель, занимавшийся фотографией, познакомил девушку со своим увлечением. Оно настолько впечатлило Викторию, что она бросила институт, поступила сначала в фотографическое училище, а затем - в МГУ, на факультет журналистики, который закончила в 1983 году.

Став профессиональным фотографом Ивлева снимала детей и взрослых на улицах, работников на хлебозаводах и фабриках, девушек, читающих в метро и городские пейзажи. Во время распада СССР "переквалифицировалась" в практически военного фотокорреспондента, но после поездки в Руанду сильно разочаровалась в профессии. Ей казалось, что это подло: наблюдать и снимать чужое горе, не помогая людям.

Почти на десять лет Виктория Ивлева "выпала из профессии" - занималась домом, растила двоих сыновей и даже пыталась вступить в международный Красный Крест, но не довела дело до конца. Она вернулась к работе фотожурналиста и путешествиям в опасные места. Виктория Ивлева сотрудничает с благотворительными организациями, неравнодушными людьми, помогающими тем, кто остался парализованным после аварий, попал в тяжелую ситуацию и нуждается во внимании СМИ и поддержке.

При этом фотограф остается профессионалом высшего класса, знаменитым своим острым глазом и самобытной подачей материала, снятого на Nikon F4 и Nikon D3, которыми она пользуется в работе. Ее персональные выставки проходили в Москве, Санкт-Петербурге, Казани и многих других городах в России и за ее пределами. Она издала во Франции фотоальбом Temps Present de la Russie, сотрудничает с "Собеседником", порталом "Сноб.ру" и другими уважаемыми изданиями.

Виктория Ивлева не боится прямо высказывать гражданскую позицию и остается той, кем она всегда была - талантливым фотографом и смелой, яркой, прекрасной женщиной.

Виктория Ивлева - фотограф и журналист, родилась в 1956 году в Ленинграде. Окончила журфак МГУ. Много лет работала в «Новой газете», её работы выходили в «Огоньке», «Московских новостях», немецком Spiegel, французском Figaro, английском Guardian, американском The New York Times и других изданиях. В конце 80-х - начале 90-х снимала почти во всех горячих точках распадающегося СССР. Много работала в африканских странах, помогая различным международным гуманитарным миссиям. В 1991 году сняла репортаж «Внутри Чернобыля», став единственным журналистом, побывавшем внутри этого реактора, а после - единственной российской женщиной, получившей высшую награду World Press Photo Golden Eye. Удостоена премии Союза журналистов России (2007) и немецкой премии имени Герда Буцериуса (2008). Персональная выставка Ивлевой «Апофеоз войны» проходила в Московском музее современного искусства (2005), а «27 фотографий» - в Москве и Нижнем Новгороде (2010). Фотоальбом Temps Present de la Russie (Франция, 1988). Техника: Nikon F4 и Nikon D3.

(Всего 21 фото)